Ор. Название: Treasure Of The Snow (Patricia St. John)
Перевод с английского: Галина Мехонцева
© Свет на Востоке 1992
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21 - 22 - 23 - 24 - 25 - 26 - 27 - 28
НА ПРИЕМЕ У ВРАЧА
Даник лежал в повозке на матрасе из сена и смотрел на мохнатые облака. Они чем-то походили на сонных барашков на голубом лугу. Хотелось посмотреть через край повозки, но это было невозможно — он не мог подняться. Поэтому он любовался небом, а Анита описывала ему местность, по которой они проезжали. Нога Даника немного болела, и он начал капризничать. Каждый раз, когда повозку встряхивало, он вскрикивал. Но Анита успокаивала его, занимая разговором, и ему нравилось быть таким важным.
— Теперь мы у верхнего края села, Даник, — сказала Анита. — Мы проезжаем мимо церкви. Эмит, сын дворника, выгоняет коров с церковного двора: кто-то оставил ворота открытыми.
— Коровы уже зашли в церковь? — поинтересовался Даник./
— Нет, — ответила Анита. — Они пытались перескочить через забор, но он слишком высок. Теперь мы около школы, Даник. Там воспитательница детсада моет крыльцо. Должно быть, сегодня ее очередь убирать, и она отпустила всех малышей. О, она идет к нам! Она увидела нас и теперь, наверное, хочет узнать, как твои дела. А там госпожа Пиллет и госпожа Ле нуар: они стирают белье у колодца. Теперь они тоже идут к нам.
Анита была права. Все хотели узнать, как дела у Даника. В маленьком селе, где редко что-то случается, новости распространяются очень быстро. Здесь о каждом происшествии много говорят и долго помнят. Жена почтальона узнала кое-что о происшедшем, когда Мария, сестра Луки, разговаривала по телефону с врачом, А жена начальника вокзала узнала остальное от Марии, когда та ожидала утренний поезд. Теперь почти все село говорило об этом, и каждый хотел узнать подробности.
Госпожа Пиллет и госпожа Ленуар оставили рубашки своих мужей полоскаться у колодца, а госпожа Доррит, заведующая сельским магазином, выбежала на улицу вместе с двумя покупателями. Воспитательница оставила у крыльца ведро. Все спешили к повозке с Даником. Женщины, поднявшись на цыпочки, окружили повозку и во все глаза смотрели на Даника, который лежал на сене и был немного бледнее обычного, но веселый и очень довольный тем, что может всех видеть.
— Ах, бедненький, — вскричала воспитательница, разводя руками. — Анита, ты должна нам все рассказать.
И хотя все они уже слышали эту историю, они были готовы слушать ее еще раз. Анита рассказала им по порядку, как все случилось. Женщины то и дело покачивали головами и охали. Их возмущение злополучным Лукой не знало предела.
— Какой отвратительный парень, — сказала воспитательница. — Я велю малышам не подходить к нему.
— Я запрещу своему Петру играть с ним, — подхватила жена почтальона, — у него жестокое сердце, это видно по его глазам. Мне жаль его мать, — она сказала это очень высокомерно и с гордостью подумала о своем потешном веснушчатом сыне, который был любимцем всего села.
Отец Даника нетерпеливо взмахнул кнутом, сказав, что их ждет врач, и дернул за поводья. Женщины посторонились, и повозка покатилась по булыжникам дальше. После этого круг женщин снова сомкнулся. Они стояли посреди улицы и продолжали усердно судачить.
Повозка медленно двигалась дальше. Анита, не торопясь, обо всем рассказывала Данику. Слева от дороги гора поднималась круто вверх. Справа низкая каменная стена окаймляла дорогу, а за стеной — снова крутой откос, который погружался прямо в реку.
— Вода в реке прибывает, — заметила Анита. — От такой хорошей погоды снег быстро тает. Вода уже закрывает корни сосен. А вон там упало дерево и выглядит как мост через реку. И, о Даник, на нем стоит маленькая белочка и не знает, пробежаться ей по нему или нет!
— Где? — закричал Даник.
Он забылся и хотел приподняться, но от боли с криком упал назад.
— Осторожно, — предупредила его Анита. — Белочка все равно уже убежала в лес. Мы почти у вокзала, Даник. Там стоят три коровы и ждут, пока их погрузят в вагоны.
Вскоре после этого три путешественника оставили за собой шумный водопад и свернули на широкую до рогу, по обеим сторонам которой тянулись молодые деревца рябин. Они проехали мимо пилорамы, где сильно пахло опилками, а затем направились дальше по лугам, усыпанным шафранами. Когда вдали снова показались дома, Анита сказала Данику, что они уже приближаются к городу.
— Расскажи мне о магазинах, — попросил Даник оживленно.
За свою коротенькую жизнь он всего один раз был в городе и думал, что магазины — это одно из прекраснейших мест на земле. Вообще-то в этом городе не было ничего примечательного. Все магазины находились рядом, на одной узкой улице. Но это были очень красивые магазины. Тут была булочная, витрины которой были переполнены сочными фруктовыми пирогами и целыми горами печенья самой разнообразной формы. Затем — магазин одежды с красиво вышитыми национальными костюмами на витрине. Самым красивым был магазин с резными деревянными изделиями. На витрине стоял целый ряд деревянных часов с кукушкой, а также вырезанные из дерева деревянные головы гномиков, в зубах которых можно было щелкать орехи. Аните пришлось так много рассказывать об этом магазине, что. когда повозка наконец подъехала к больнице, она совсем выдохлась.
Как и город, больница была маленькой и скромной. Но в глазах Даника и Аниты она выглядела огромной. Почти все пациенты лежали на солнечных балконах. Входная дверь была широко раскрыта. Отец соскочил с повозки, передал поводья Аните и вошел в больницу. Через несколько минут он появился снова в сопровождении двух санитаров с носилками.
Они отнесли Даника в приемный покой, где его положили на скамейку. Отец присел у его изголовья, а Анита — у ног. Необычная тишина и своеобразный больничный запах произвели сильное впечатление на всех троих, и они сидели молча.
Даник смотрел на проходивших мимо медсестер. Они были одеты в длинные белые халаты и кружевные чепчики. Данику казалось, что они выглядят точно, как Ангелы в бабушкиной Библии с картинками.
Ждать им пришлось долго. Отец и Анита опустили головы и задремали, а Даник вообще крепко заснул. Его разбудил врач, который внезапно появился возле них. Это был пожилой мужчина с длинной черной бородой и грубым голосом. Анита даже немного испугалась его.
С его приходом события развивались быстро. Даника увезли на коляске, чтобы сделать рентгеновский снимок ноги. Это ему показалось очень интересным, и он даже осмелился спросить врача, сможет ли он оставить себе рентгеновский снимок, чтобы повесить его у себя в зале. Затем его привезли обратно. Врач потянул его ногу рукою так, что Даник вскричал от боли. В это время принесли снимки, которые ничем не напоминали Данику его ногу. Но врачу они, казалось, понравились. Он внимательно посмотрел их и понимающе кивнул. Затем он обратился к отцу:
— Ваш ребенок должен остаться в больнице. У него сложный перелом.
Отец наотрез отказался. Он не хотел доверить своего сыночка этому мужчине с черной бородой, грубым голосом и не особенно нежными руками.
— Мы будем ухаживать за Даником дома, — решил он, — это же возможно, не так ли?
Врач пожал плечами.
— Это можно, — ответил он, — но было бы лучше, если бы он остался здесь. Я не могу приезжать к вам. Вам придется каждый раз привозить мальчика сюда для перевязки.
— Мне не составит труда привезти его, — сказал отец твердо.
А Анита украдкой положила свою маленькую ручку в отцовскую большую руку и в знак согласия сжала ее. Она тоже желала, чтобы Даник остался дома.
Врач снова пожал плечами и развел руками.
Даника еще раз укатили на коляске в другое помещение. Оттуда он вернулся только через полчаса. Когда его наконец привезли, он выглядел сонным и странным и не помнил ничего, кроме странного запаха. Анита обнаружила, что от бедра до колена он был в твердой гипсовой повязке. Она указала на это Данику, и тот в изумлении посмотрел на себя.
— Почему я должен носить эти твердые белые брюки? — спросил он взволнованно.
Не дождавшись ответа, он заявил, что ему не нравится черная борода в очках и что ему хочется домой. Аните она тоже не нравилась. А домой им всем очень хотелось: Аните — потому что она была голодной; Данику — потому что он устал; а отцу — потому, что он думал о своих коровах. Поэтому, когда врач вернулся, чтобы сделать второй рентгеновский снимок, он не нашел никого. Только вдали по дороге поспешно бежала бодрая серая лошадь и тянула за собой повозку с тремя усталыми путешественниками.
— Глупые люди, — пробурчал себе под нос врач. — Они подумали, что я не приду к ним. Теперь мне придется терять свое драгоценное время и тащиться наверх в гору в это отдаленное место, чтобы посетить ребенка. Они ведь даже не спросили, когда им опять прийти.
Правду говоря, они совсем забыли спросить об этом врача. Отец вспомнил это только тогда, когда отвязывал лошадь от забора.
— Анита, — сказал он, — мы даже не спросили, долго ли Данику лежать в гипсе?
— Ничего, — ответила Анита. — На следующей неделе ты все равно должен поехать с сыром в город. Тогда зайдешь и спросишь врача об этом. Теперь можешь быть спокоен, Данику долго придется носить этот гипс. У нас в школе у Лео был тоже такой гипс на руке, и он ходил с ним целых шесть недель.
— Правда! — воскликнул отец, немного успокоившись. — Тогда я не буду возвращаться. Уже довольно поздно. А врача так или иначе нигде не видно.
Он взобрался на свое сиденье и крикнул:
— Ну, старая!
Лошадь, взяв правильное направление, пустилась бежать рысью по дороге. В пять часов они приехали домой. Данику постелили на диване в зале, чтобы ему не было скучно. Анита спала на полу на матрасе на случай, если Даник ночью проснется и позовет ее.
Неделями теперь Даник не выходил из зала и лежал на диване с уложенной на подушке ногой. Все в доме суетились вокруг него. Анита пока совсем перестала ходить в школу и всецело посвятила себя заботам о Данике.
Снова и снова она пересказывала ему все знакомые ей истории и весь день занималась с ним. Бабушка готовила ему самые вкусные блюда, чтобы возбудить аппетит бедного больного мальчика, который, вообще-то, не страдал его отсутствием. На диване он был таким же веселым и радостным и таким же голодным, как и раньше, когда мог бегать.
Если Анита была занята чем-то на улице, то он лежал на диване у открытого окна, под яркими лучами солнца, и пел, словно жаворонок. У него действительно было все, чтобы чувствовать себя счастливым мальчиком. Об этом заботилась не только его семья, но все детское население села. Его красивая ласковая мать выросла здесь, и все жители ее любили. Когда она умерла, всеобщая симпатия перешла к ее детям, особенно к Данику, у которого глаза были словно незабудки, а голос — как у птички. Даник был очень милым и для своих пяти лет уже очень смышленым.
Сам же Даник смотрел на все проявления любви к нему как на должное. Несмотря на все нежности, он не избаловался. Он получил столько хороших подарков от посетителей, что вначале совершенно не страдал от того, что не мог двигаться.
К нему приходили дети, которые перед этим часами бродили в горах, чтобы найти для него самые красивые горные цветы. Вскоре столик около его кроватки был похож на альпийский сад. Так как Даник очень радовался приходу детей, то бабушка охотно и терпеливо переносила их шум и грязь от их ботинок. И вскоре веранда стала площадкой для детских игр, которыми руководил сам Даник. Учитель присылал ему интересные книжки с картинками, хозяин птицефермы — разноцветные яйца. Пекарь пек ему золотых человечков из дрожжевого теста с глазами из смородины и пуговицами из засахаренных орехов. Ласково подмигивая, он клал их в корзинку Аниты, когда она приходила за хлебом. Даник знал это и всегда любил сам распаковывать ее корзинку. Ведь каждый раз там лежал для него сюрприз.
Но самое лучшее придумал для него почтальон. Бурни редко получали почту, поэтому прибытие почтальона к ним было всегда событием. Добрый человек решил каждую неделю подписывать Данику какую-нибудь открытку с видом природы. Он взбирался на холм и собственноручно вручал Данику открытку. Так как каждую неделю он приходил в разные дни, то Даник ждал его каждое утро. Почтальон никогда не торопился и следил за тем, чтобы открытка всегда лежала на самом дне сумки. Наслаждаясь возбужденными и радостными восклицаниями Даника, он рылся в письмах в поисках нужной открытки, читая при этом имена отправителей на всех остальных. И никто в селе не сердился и не задавал вопросов, почему почта в этот день выглядела немного истрепанной и помятой.
