Ор. Название: Julia Ried: Listening and Led (Pansy)
Перевод с английского: N/A
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21 - 22 - 23 - 24 - 25 - 26 - 27
АББИ И ФРАУ ТИНДАЛЛ
Какое сегодня было чудесное общение! восхищалась Абби по дороге домой. — Вам понравилось? — обратилась она к господину Зайлесу.
— Не могу этого сказать, — криво улыбнулся он.
— Очень жаль, — вздохнула Абби. — А почему, если не секрет?
— Вся причина во мне, бедном грешнике. Я никак не могу понять смысл этих собраний.
Абби, с удивлением, и в то же время с печалью посмотрела на него.
— Значит, вы ещё не дитя Божье?
Её вопрос почему-то развеселил Роберта Зайлеса. Казалось, ещё немного и он засмеётся. Я рассердилась на него и немного на Абби, считая разговор с Зайлесом на духовную тему бесполезным и, более того, похожим на бросание жемчуга свиньям.
— Вы, наверное, впервые встречаете человека, предложившего вам серьёзный вопрос, — сказала я, стараясь поддеть его. — Поэтому не стоит удивляться, что вы считаете это смешным!
Собрание произвело на меня сильное впечатление. Я вдруг почувствовала непреодолимое желание покоя, мира и радости, о которых свидетельствовали многие присутствующие. Однако по моему высокомерному тону и едким словам можно было безошибочно определить, что Слово Божье, слышанное мной, не принесло особенной пользы.
Господин Зайлес, как всегда, добродушно подшутил над моим замечанием и повернулся к Абби:
— Вы удивлены?
— Очень. Я почему-то думала, что вы член церкви.
— Как вы пришли к такому заключению, если не секрет?
— Я и сама не знаю как. Мне показалось, что вы, доктор Дуглас, фрау Тиндалл и все остальные соединены братскими узами. Поэтому я невольно подумала, что вас связывает любовь к Господу.
— Я бы хотел, чтобы это было так! — задумчиво произнёс Роберт, прощаясь с нами.
Дома, сняв пальто, Абби пошла прямо к фрау Тиндалл и опустилась в кресло напротив.
— Как жаль, что вы не смогли пойти с нами! Это было чудесное общение! Вы совсем не можете выходить на улицу вечером? Какое это, должно быть, мучение!
— Нет, если бы я хотела, то могла бы пойти, — призналась фрау Тиндалл. — Дело в том, милое дитя, что я старше вас и мои чувства уже не так легко возбудить.
Раньше такое объяснение было бы для меня неожиданным. Теперь же оно разозлило меня, и я, нахмурив лоб, отвернулась. Абби же спокойно возразила:
— Фрау Тиндалл, какая может быть связь между возбуждением чувств и богослужением?
— Огромная! Большинство людей не получают пользы от этих собраний. Я, вообще-то, против религиозных средств возбуждения. По-моему, они нездоровы. Впрочем, как вам понравилась наша церковь? Она очень красивая, правда?
— Да, здание искусной работы, — согласилась Абби. — Извините, фрау Тиндалл, но что вы имеете в виду, говоря о религиозных средствах возбуждения?
— Это ежедневные собрания и внеочередные молитвенные часы. Я считаю, что таким путём нельзя сделать людей христианами.
У моей кузины была замечательная способность задавать прямые, конкретные вопросы. При этом её большие, умные глаза внимательно смотрели в лицо собеседнику, не давая возможности увильнуть от ответа.
Фрау Тиндалл беспокойно заёрзала на стуле, когда Абби спросила:
— А что вы называете возбуждением?
— Это неестественная вспышка чувств.
— Тогда это не имеет никакого отношения к сегодняшнему собранию. Там всё было совершенно спокойно.
Фрау Тиндалл положила свою руку на руку моей кузины и с располагающей любезностью произнесла:
— Останемся при своих мнениях, моя милая. Я не против, пусть люди хоть триста шестьдесят пять раз в году ходят на молитвенные собрания. Мне же лично чужд такой религиозный фанатизм. Юлия, а господин Зайлес тоже был в церкви?
—Да.
— Фрау Тиндалл, вы можете объяснить, что такое религиозный фанатизм? — снова спросила Абби.
Моя умная хозяйка поняла, что ей нужно или дать убедительный ответ, или решительно отклонить вопрос. Поэтому она вежливо пояснила:
— Я называю фанатизмом то, что мы назначаем всевозможные внеочередные собрания и молитвенные часы и вынуждаем людей посещать их, не думая о том, что это заставляет их откладывать свои ежедневные обязанности и заботы. По-моему, религия должна быть элементом повседневной жизни, а не приступами неестественной ревности зимними вечерами.
— Но ведь зимой у людей больше свободного времени! Городские жители проводят вечера в театрах и в других увеселительных местах. Почему же не использовать это время для проповеди Евангелия?
— Религиозное возбуждение — это не истинная религия, не сдавалась фрау Тиндалл.
— Правильно, — совершенно невозмутимо подтвердила Абби. — Но что вы понимаете под словом «фанатизм»?
— Фрейлейн Абби, вы хотите использовать меня вместо энциклопедического словаря? — пошутила фрау Тиндалл. — Фанатизм и есть фанатизм, что тут объяснять!
— И всё-таки, я хочу получить серьёзный ответ!
—- Хорошо, мой маленький мучитель, отвечу вам! Фанатизм - это страстный, преувеличенный интерес к чему-либо.
— А какой интерес нужно проявить к религии, чтобы избежать преувеличения? — не отступала Абби.
— Я не осуждаю сам интерес к религии, а только его неразумные последствия.
— Вы считаете, что молитвенный час относится к неразумному последствию религиозного интереса? допытывалась Абби.
— Нет, конечно нет... но...
Абби некоторое время ждала, надеясь, что собеседница закончит предложение, но она молчала.
— Как вы думаете, фрау Тиндалл, имеем ли мы право равнодушно относиться к неверующим, зная, что они погибают? Например, можете ли вы как ни в чём не бывало беседовать с нами, в то время как ваш муж лежит наверху в тяжёлом состоянии?
— Это же совсем другое дело! — быстро ответила фрау Тиндалл. — Здесь видна настоящая, определённая опасность.
— Но сегодня многие души находятся в опасности! — Абби сказала это так взволнованно, что у фрау Тиндалл не нашлось ответа, что случилось впервые за время моего знакомства с ней.
Едва мы переступили порог моей комнаты, я сказала:
— Как хорошо, что ты в первый же вечер получила представление о взглядах фрау Тиндалл! Она обо всём судит поверхностно. Ты даже не представляешь, как я разочаровалась в ней!
— Нужно молиться о ней, — спокойно отозвалась Абби, и мой поток слов на мгновение прекратился.
Однако долго я не могла молчать. Мне хотелось высказать всё, что было на сердце. Без остановки, я подробно рассказала о моей жизни у фрау Тиндалл. Абби слушала, не проронив ни слова.
— Ты когда-нибудь встречала таких христиан? спросила я в конце.
— Бог имеет дело с разными людьми и относится ко всем с безграничным милосердием, — уклонилась она от прямого ответа.
— Я вообще не считаю её христианкой! — заключила я. По-моему, она лицемерка.
— Мы не имеем права судить наших ближних, — остановила меня Абби. — Я думаю, что невозможно молиться за человека, если осуждаешь его. А ты как считаешь?
— Фрау Тиндалл не нуждается в молитвах, — поджала я губы. — Она считает себя совершенной.
— Ты молишься о ней?
— Нет. Я понимаю, что поступаю неправильно, но не могу иначе. Ах, Абби, если бы ты только знала, сколько горя мне пришлось испытать из-за неё!
Вытирая слёзы, я рассказала ей о поездке в Колндорф, о том, что из-за фрау Тиндалл лишилась последнего поцелуя матери.
— Бедняжка! — пожалела меня Абби. — Ты, наверное, не могла ясно понять, что лучше: остаться или поехать? Неужели никто не мог посоветовать тебе? Юлия, а ты молилась об этом?
Я молчала. Действительно, разве некому было дать мне правильный совет? Что подумала бы Абби, услышав, как доктор Дуглас умолял меня, а пастор Муллфорд настоятельно убеждал остаться? Я хорошо знала, как мне нужно было поступить...
— Нет, не молилась...
— Как же ты надеялась правильно поступить?
— Неужели ты молишься о всякой мелочи? — удивилась я.
— Конечно! Ведь Бог вникает во все наши дела. В Библии написано, что у нас даже волосы на голове сочтены! Абби пересела на диван, сказав при этом:
— Сегодняшний вечер так напоминает мне первую встречу с Эстер! Мы разговаривали с ней до глубокой ночи...
— Только о маме ничего не говори, — закрыла я лицо руками, и поток слёз, как будто ожидая этого момента, хлынул из глаз.
Абби испуганно посмотрела на меня.
— Почему же? Разве тебе не хочется вспомнить маму? Я очень любила её и так хочу услышать что-нибудь о ней! Ты мне много расскажешь, правда?
Слушая Абби, я успокоилась, вновь поверив, что мама у Господа и ей там хорошо.
— Ты рассуждаешь совсем не так, как мои знакомые, я подняла я на Абби заплаканные глаза.
— Мы все в какой-то мере можем говорить так, будто не верим, что наши близкие уходят в лучший край. И всё же наши родные, умершие в Господе, ждут нас в небесах.
— Ты уверена? — оживилась я. — О, как мне хочется то, же быть уверенной в этом! Небо мне кажется таким далёким, что я вижу мамочку только в гробу. У тебя бывает такое?
— Нет, небо мне всегда кажется близким и дорогим. Я твёрдо верю, что мои любимые только на время попрощались со мной, как будто переехали в другую страну. Настанет время, и я отправлюсь туда же и встречусь с ними.
— А письма? — робко спросила я, чувствуя, что мой вопрос вообще не подходит к теме. — Если бы родные были на, земле, мы могли бы получать от них какие-нибудь известия...
В ответ Абби широко улыбнулась, и в её голосе зазвучали торжествующие нотки:
— Зато нам никогда не надо переживать, что они больны, или в опасности, или в какой-то нужде. А в Библии есть прекрасное описание той страны, куда они перешли...
Я завидовала Абби и при всём желании не могла подняться на такую высоту веры, надежды и любви, хотя искренне стремилась к этому. В тот вечер, ложась спать, я твёрдо решила подражать Абби и верить так же сильно, как она.
