Ор. Название: Julia Ried: Listening and Led (Pansy)
Перевод с английского: N/A
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21 - 22 - 23 - 24 - 25 - 26 - 27
ФРАУ ТИНДАЛЛ
Едва доктор Дуглас успел выговорить имя хозяйки, дверь бесшумно отворилась и вошла фрау Тиндалл. Невысокого роста, довольно молодая, энергичная, с приятными чертами лица, она произвела на меня неизгладимое впечатление.
— Фрау Тиндалл, я привёл к вам сильно уставшую и промокшую девушку, — поспешил представить меня доктор Дуглас. — Зовут её Юлия Рид. Прошу вас позаботиться о ней!
Фрау Тиндалл ответила тихим мелодичным смехом. Она вела себя весьма непринуждённо, и это, как я позже отметила для себя, было отличительной чертой её поведения.
— Рада видеть вас в своём доме! — ласково сказала она, стряхивая капельки дождя с моей шляпы. — Плащ можно повесить вот здесь, а сапожки надо вынести в коридор. Устраивайтесь поудобнее в кресле и чувствуйте себя как дома. Поставьте ноги на скамеечку, поближе к камину, чтобы они согрелись, а я отнесу ваши вещи! — Фрау Тиндалл взяла мой чемодан и быстро вышла.
Я покорно опустилась в кресло. Скованность вмиг исчезла, и на какое-то время я совершенно забыла, что нахожусь вдали от родного дома.
— Почему вы не сказали мне, что она такая хорошая?! — спросила я, как только за хозяйкой закрылась дверь.
— Она понравилась тебе? — удивился доктор Дуглас.
— Конечно! Она такая милая, просто восхитительная! — восторженно воскликнула я, готовая излить поток красивых, возвышенных слов, но не успела.
Фрау Тиндалл возвратилась в гостиную и тут же стала рассказывать разные незначительные истории, обращаясь преимущественно к доктору. Мне же она предложила отдохнуть до ужина, и я беспрекословно подчинилась.
В столовой, где мебель тоже была подобрана и расставлена с большим умением, я невольно вспомнила письма Эстер, в которых она описывала дом дяди Ральфа. У них комнаты тоже были красиво обставлены. В расстановке мебели и разных украшений царила удивительная гармония.
За столом я познакомилась с господином Тиндаллом, высоким, симпатичным мужчиной, с весьма изысканными манерами обращения. Он был всегда готов сказать что-либо приятное. Правда, мне хотелось, чтобы он не замечал меня и говорил о других.
Как только все сели за стол, фрау Тиндалл принялась наливать чай, что-то оживлённо рассказывая. А доктор Дуглас в это время, закрыв глаза, тихо молился. На него никто не обращал внимания. К сожалению, я тоже не нашла в себе мужества последовать его примеру то ли потому, что была слишком смущена, то ли потому, что никогда не сидела за столом, где не просили благословения на пищу.
С недоумением глядя на улыбающихся хозяев и молящегося доктора Дугласа, я всеми силами старалась понять происходящее. Ведь можно было попросить доктора Дугласа помолиться вслух! Больше всего было неприятно оттого, что во время молитвы разговаривали.
Сразу же после ужина доктор Дуглас оделся и, оставив меня на попечение фрау Тиндалл, отправился посещать больных.
— Если хотите, можете отдыхать здесь, в кресле, — нежно обняла меня фрау Тиндалл, когда мы вышли из столовой, — а нет, я провожу вас в вашу комнату.
Я почему-то испугалась одиночества и с радостью согласилась остаться в гостиной. Фрау Тиндалл принесла вязание и, устроившись в кресле напротив, спросила:
— Значит, доктор Дуглас — лучший друг вашей семьи?
— Да! — гордо кивнула я. — Более того, я считаю его своим старшим братом!
— Вы, наверное, тоже восхищаетесь им? — Фрау Тиндалл на мгновение оторвалась от вязания и взглянула на меня.
— Конечно! Значит, и у вас любят доктора Дугласа?
— Да. Он необычайно внимателен к больным и одиноким. Я очень уважаю его, но считаю, что он допускает одну ошибку... Мне кажется, что доктор Дуглас впадает в крайность. Взять, к примеру, его поведение сегодня за ужином. Это выглядит просто смешно, даже некрасиво, — выставлять напоказ свою святость. Не думаю, что он делает это специально. Мне кажется, он просто не знает, как судят об этом окружающие. Честно говоря, я никогда бы не поступала так хотя бы ради Эрнста, моего мужа, который легко претыкается из-за всяких мелочей. Думаю, мы должны быть весьма осторожными, чтобы не соблазнять ближних.
Откровенно говоря, я была так поражена замечаниями фрау Тиндалл, что некоторое время в нерешительности молчала. Впрочем, я тоже придерживалась мнения, что христиане ни в коем случае не должны оказывать отрицательного влияния на окружающих. Но разве плохо молиться за столом? Мне до глубины души было стыдно, что, называя себя христианкой, Ужинала, не помолившись, как язычница.
— Неужели вы считаете, что не нужно молиться перед едой? — неуверенно протянула я.
— Это зависит от обстоятельств, дорогая, — вздохнула фрау Тиндалл. — Если, например, хозяин дома просит благословения на пищу, это, конечно, правильно. А если ты всего-навсего гость, то такой поступок унижает хозяина. Доктор Дуглас может молиться в своей комнате сколько угодно, если у него есть такая потребность. Да и за столом можно ведь молиться, не складывая руки и не закрывая глаза! Можно молиться и про себя, чтобы люди не видели. Бог всё равно услышит. Зачем выставлять себя напоказ?
Мой Эрнст считает, что люди, открыто молящиеся Богу, хотят показать себя святее других. Конечно, он уважает доктора Дугласа и не говорит ему об этом, так как считает, что у врача религиозность должна быть частью профессии. И это господин Дуглас, наверняка, знает. Я тоже уважаю доктора Дугласа, но мне очень жаль, что он совсем не старается уберечь моего мужа от преткновения. Конечно, я переживаю за Эрнста. Никто не может обвинить меня в том, что я считаю такое поведение не совсем правильным. Ой, я, кажется, слишком откровенно говорю о вашем близком друге! Кто может поручиться, что вы не перескажете ему всё слово в слово? - она с нескрываемым интересом посмотрела мне в глаза. — И всё же надеюсь, что вы не позволите себе этого...
С каждым словом фрау Тиндалл моё удивление росло. Честно говоря, я никогда не думала и не слышала, что, поступая по-христиански, мы можем пагубно влиять на окружающих. Мне было искренне жаль господина Тиндалла, которому вредило то, что мне казалось совершенно естественным.
«В её словах есть какая-то доля правды, — мысленно согласилась я и решила наблюдать за собой, чтобы не увеличивать переживаний моей любезной хозяйки. — Конечно, можно благодарить Бога за насущный хлеб и с открытыми глазами».
И всё же замечание фрау Тиндалл было неприятно мне. Я горела желанием поделиться услышанным с доктором Дугласом, и мне даже не пришло в голову, что это плохо. Но при последних словах фрау Тиндалл, я ужаснулась своей испорченности и решила ни в коем случае не сообщать ему об этом разговоре.
— Конечно, не расскажу! — поспешно заверила я. Фрау Тиндалл тихо засмеялась и с присущей ей любезностью заметила:
— Я так и думала, моя милая. Оказывается, я уже хорошо знаю вас и понимаю, что вы не способны на такое!
— Вы ходите в одну церковь с доктором Дугласом? — поинтересовалась я через некоторое время.
— Да, — кивнула фрау Тиндалл. — Я даже сижу напротив него, недалеко от жены пастора. Правда, мне это не совсем нравится. Она очень добрая женщина, это от неё не отнимешь, но, что касается одежды, у неё совсем нет вкуса... Её внешний вид так мешает мне слушать проповедь! Она совершенно не умеет подбирать цвета! Мой муж тоже говорит, что с трудом переносит её. По-моему, грех не обращать внимания на свою внешность. Такое нельзя простить, особенно фрау Муллфорд, жене пастора. Действительно, она подрывает авторитет своего мужа. Я вижу, вы одеты со вкусом, фрейлейн Рид, поэтому представляю ваше разочарование при виде зелёной шляпы фрау Муллфорд. Ей вообще не к лицу зелёный цвет. Тем не менее она уже три года постоянно носит одну и ту же бархатную шляпу.
Какой шестнадцатилетней девочке не понравится похвала? Сегодня я точно знаю, что как для фрау Муллфорд, так и для меня было бы лучше, если бы фрау Тиндалл не высказала этого замечания. Тогда же я не видела никакой опасности и от души смеялась над одеждой жены пастора. Я краснела, когда меня хвалили, думая, что на самом деле выгляжу так, как это утверждала фрау Тиндалл, хотя моё коричневое платье без всяких украшений не представляло особенной ценности в моих глазах, потому что кроила и шила его моя мама.
— А её муж, случайно, не носит зелёную шляпу? Вы уважаете его? — совсем развеселилась я.
— В отношении одежды к нему не придерёшься. Вы хотите знать, уважаю ли я пастора Муллфорда? Да, конечно, и его жену тоже. По крайней мере, не хочу, чтобы мне вслед говорили, что я не могу терпеть пастора и его жену, хотя у него есть странные манеры. Например, он очень комично пользуется носовым платком. Было бы благоразумно с его стороны хоть раз забыть его дома. Ещё он смешно шевелит губами, и нужно прилагать немалые усилия, чтобы не рассмеяться. Подайте, пожалуйста, книгу! Я покажу, как он читает, чтобы вы знали и в воскресенье могли сохранить спокойствие.
Я подала сборник стихов в красивом кожаном переплёте, и фрау Тиндалл прочитала несколько куплетов, так смешно растягивая рот, что я сгибалась от смеха. Ободрённая моим смехом, фрау Тиндалл, шутя и насмехаясь над пастором, продолжала читать стихотворение. Закончив, она добродушно сказала:
— Очень жаль, что у господина Муллфорда такая смешная привычка. Конечно, я показала это не для того, чтобы посмеяться над ним. Просто невозможно остаться серьёзной, глядя на него! Я уверена, что он не представляет, как опасна его привычка, иначе постарался бы избавиться от неё. Разве не печально, что какая-то мелочь может так ослабить влияние пастора? По-моему, проповедникам очень полезно слышать иногда, что о них говорят, и следить за собой.
— А господин Муллфорд хорошо проповедует? ╞ спросила я, чувствуя неловкость за свой смех.
— Да... и нет, — поправилась фрау Тиндалл. — Всё было бы хорошо, если бы он не говорил так однообразно и не забывал, как выражается мой муж, что не только овцы, но и козлы нуждаются в особом уходе. Но таковы мужчины! — добавила она со свойственным ей мелодичным смехом. — Мне, конечно, больно видеть Эрнста таким равнодушным к Богу, и я боюсь, что он всё больше и больше становится таковым.
У господина Муллфорда есть плохая привычка стращать неверующих. Это оставляет неприятный осадок у моего бедного мужа. И всё же господин пастор — отличный человек и желает самого наилучшего людям. Ему недостаёт только такта. Наверное, он раньше проповедовал малообразованным людям и так привык к этому, что теперь не может по-другому.
— Вы преподаёте в воскресной школе? — робко спросила я, представив эту маленькую элегантную женщину в роли учительницы.
— Да. В моей группе занимается дочь сенатора, две дочери городского советника и другие девушки из знатных кругов. Только одна ученица совсем не вписывается в мою группу. Это дочь швеи, недавно переехавшей в наш город. Правда, девочка хорошая и воспитанная, хотя и выросла без отца, но мне такое рассказали про неё... Она не чувствует себя в группе как дома и не может ни с кем подружиться. Это и для неё неприятно, и для других девушек, но больше всего для меня.
Я говорила об этом с пастором Муллфордом, хотя он и не руководитель воскресной школы. Но мужчины ничего не понимают в таких делах, особенно пасторы. Господин Муллфорд посмотрел на меня уничтожающим взглядом и сказал: «Вы не должны забывать, что у девочки неумирающая душа. Она нуждается в наставлении так же, как и другие ученицы». Не кажется ли вам это нелепостью? По-моему, это всего лишь высокие фразы...
В тот вечер я не ответила на многие вопросы фрау Тиндалл. Да она, кажется, и не ждала ответов, потому что без устали говорила. Для меня же это было настоящим успокоением, потому что я не могла высказать своё мнение.
То, что я услышала от фрау Тиндалл, было для меня новым и неожиданным. Она говорила обо всём с такой любовью и кротостью, что, казалось, ею руководило одно желание — ни в коем случае не повредить делу Божьему. Этим фрау Тиндалл полностью покорила меня, и, слушая её, я лишь изредка задавала вопросы.
— Доктор Дуглас тоже занимается с группой в воскресной школе?
— Да. Его отличный вкус, или, лучше сказать мировоззрение, особенно выявилось в выборе группы. Мы очень хотели, чтобы он занимался с девочками из знатных семей, которых нам еле удалось уговорить посещать воскресную школу. Они были готовы принять доктора Дугласа как учителя. И что вы думаете?.. Он отклонил это предложение, сказав, что не хочет оставлять своё служение! Он слишком увлечён группой молодёжи из семейств низкого сословия. Не знаю даже, где он их насобирал. Говорят, там есть даже девочки с фабрики. Во всяком случае, их родители не принадлежат к нашей церкви. Конечно, я ужасно рассердилась на доктора Дугласа и высказала ему своё мнение.
— И что он вам ответил?
Я удивилась, что у фрау Тиндалл хватило смелости вмешиваться в дела доктора Дугласа.
— Ничего существенного. У него одно объяснение, что эти девочки, кроме воскресной школы, нигде не могут слышать о Боге, и он надеется привести их ко Христу. С одной стороны, это совершенно правильно. А с другой стороны, для них можно легко подыскать преподавателя, в то время как найти подходящего учителя для другой группы очень трудно. В конце концов, с этими девушками стала заниматься жена пастора, но я не думаю, что её там уважают и любят. Некоторые девушки сильно обиделись на доктора Дугласа за то, что он отказался от них.
Я высоко ценю доктора Дугласа и не думаю, что он руководствуется своим настроением, делая то или другое. Мой муж говорит, что...
Фрау Тиндалл резко замолчала, потому что стукнула входная дверь и на пороге появился доктор Дуглас. Не успел он раздеться, как раздался звонок, и фрау Тиндалл, отложив вязание, вышла.
