Ор. Название: Rainbow Garden (Patricia St. John)
Перевод с английского: N/A
© Фриденсштимме 1992
Серия: По Следам Веры 5
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21
СДЕРЖАННОЕ СЛОВО
В субботу был прекрасный день. Когда мы собрались за обеденным столом, Жаннет, случайно выглянув в открытое окно, спросила:
— Мамочка, можно нам после обеда попить чай на реке и покупаться?
Это предложение дети встретили радостными возгласами, потому что мы еще не купались в этом году. Миссис Овен озабоченно выглянула в окно, но спокойный золотой солнечный свет успокоил ее, и она изъявила свое согласие.
— Пойдем с нами, папочка, — упрашивал Джонни, взбираясь к отцу на колени. — Ты говорил, что научишь меня плавать.
При этом предложении дети всем скопом бросились на него. Он был очень занятым человеком, и его общество было для них редким удовольствием. Мистер Овен грустно покачал головой и со вздохом сказал:
— Мне надо одеваться в свой лучший черный костюм и идти сочитывать молодую пару.
Он посмотрел на покрытые маргаритками склоны и сверкающее голубое море вдали.
— Что за фантазия жениться в такой день, когда можно было бы плескаться в реке?
— Ничего, папочка, — успокоил его Питер. — У нас будет прекрасное чаепитие.
— Хорошо, — сказал отец, — с вами я готов есть все, что угодно. В следующую субботу я, наверное, буду свободен и заберу вас на море: маму, маленьких, собаку — всех. Но не спрашивайте, как!
Он освободился от детей и ушел одеваться, а мы бросились во все стороны собирать удочки, сэндвичи, лимонад, Воллера и полотенца. Потом мы стояли в ожидании, пока миссис Овен принесла купальные костюмы из шкафа, где они хранились всю зиму. Наша радость несколько омрачилась тем, что Робина не включили в компанию купальщиков, и он стоял посреди комнаты с красным лицом и ревел, как бык. Но ноги у него были слишком маленькими и толстыми, чтобы ему далеко ходить, а миссис Овен боялась, чтобы он не утонул. Она даже о Франческе волновалась.
— Тебе не кажется, Франческа.., — начала она неуверенно.
— Нет, мамочка, совсем не кажется, — прервала Франческа возбужденно.
Питер, Жаннет и я встали твердо на ее сторону и упрашивали миссис Овен, пока она не сдалась.
Мы будем очень внимательно присматривать за ней, — обещал Питер, — да и река ведь такая мелкая, что мы не смогли бы дать ей утонуть, если бы даже и захотели. — Но мы этого совсем не хотим, — добавил Джонни.
— Знаю, — ответила миссис Овен, — но помните, что она маленькая. Хорошенько вытирайте ее, Жаннет, и не сидите в мокрых купальниках. А ты, Элинор, не оставайся долго в воде, и не забудьте...
— Нет, мамочка... да, мамочка... мы ничего не забудем, обещаем, — закричали мы, перебивая друг друга и целуя ее на прощанье.
Мы побежали вверх по холму, а она стояла на пороге дома, давая последние наставления, которые совершенно заглушались ревом Робина.
Мы взобрались вверх по холму под тенью больших деревьев, которые так сплели свои крючковатые корни через тропинку, что нельзя было везти там детскую коляску и ездить на велосипедах. С вершины холма перед нами открылся обширный вид, залитый солнечным светом — холмистая местность и глубокие долины с разбросанными белыми валлийскими фермами среди зеленых пастбищ. На более высоких склонах преобладал сейчас молодой папоротник, а буковые деревья все были пронизаны светом. Никогда раньше я не видела столько зелени. Легкий ветерок был насыщен запахом боярышника. Мы все словно сошли с ума, толкали друг друга и смеялись без причины.
Наконец мы достигли того места, где тропинка круто спускалась к реке. Мы уже видели золотисто-голубую воду сквозь ивовые ветви, когда я внезапно что-то вспомнила. Я остановилась, окаменев и уставившись на эту манящую тропинку, вьющуюся среди поздних колокольчиков и петрушки. Я слышала, как река журчит по камушкам.
— Что случилось? — спросила Жаннет, повернувшись ко мне. — Ты проглотила муху?
— Я сейчас только вспомнила, что я обещала... Я сказала, что приду на чай к Филиппе. Последовала долгая мучительная пауза. Потом заговорила Жаннет.
— Тогда я предлагаю тебе лучше вернуться, — решительно сказала она. — Или... если ты очень хочешь... может, я вернусь. Я имею ввиду, что если было дано обещание, то кто-то должен сдержать его.
— Идите же, девочки! — закричал Питер.
Он уже добежал до реки и успел переодеться в плавки. Джонни и Франческа, до колен утопавшие в луговых цветах, возились со своими пуговицами.
Я стояла в глубоком раздумьи. Да, я обещала Филиппе прийти и принести Библию. Если я не выполню обещание, она никогда не поверит, что Библия делает человека другим. Я опять воззрилась на манящую тропинку, и она напомнила мне мой особый стих: "Ты укажешь мне путь жизни... полнота радостей пред лицем Твоим". Тут я ясно поняла, какой путь Он указывает мне в этот момент. Не тот путь, который ведет к прохладной журчащей реке, но путь, который ведет назад через холмы к Филиппе, путь самоотречения, доброты и выполнения обещаний. Вот где я могу найти Его. "Я был болен, и вы посетили Меня", и "полнота радостей пред лицем Твоим".
Я глубоко вздохнула и повернула назад.
— Я лучше пойду, — сказала я кратко. — До свидания, желаю провести хорошо время.
— До свидания, — ответила Жаннет с большим облегчением. — Мы придем сюда в другой раз, еще много будет случаев покупаться. — И она бросилась бежать вниз к реке, на ходу расстегивая платье.
Путь домой казался долгим и утомительно жарким. Я всеми силами старалась не думать о других, плещущихся в золотистой воде. И все же я не ощущала себя такой несчастной, как думала. Мне кажется, что впервые в своей жизни я пожертвовала чем-то своим ради кого-то другого, и это было странное, но довольно приятное чувство. Я наконец дошла до дома и, никем незамеченная, взяла свою Библию. Миссис Овен ушла на прогулку с двумя детьми, а Блодвен была занята на кухне. Когда я подошла к дому Филиппы, было уже около пяти часов, и миссис Томас стояла у калитки, с беспокойством глядя на дорогу.
— О, Элинор, — с облегчением произнесла она, — я так рада, что ты пришла. Видишь ли, сегодня у Филиппы день рожденья и я хотела пригласить некоторых, но она захотела только тебя одну и сказала, что ты обещала прийти. Она уже такая расстроенная и боится, что ты забыла и не придешь.
Миссис Томас провела меня в сад, где Филиппа лежала в кресле около клумбы, а рядом был накрыт стол с чаем и прекрасным розовым тортом с десятью свечами. Она выглядела очень красивой в новом голубом платье, которое ей подарили, а я была потная, в измятом, самом старом платье и грязных туфлях и чувствовала себя довольно неудобно.
— Где ты была? — спросила Филиппа. — Я думала, что ты забыла. Ты ведь не знала, что у меня сегодня день рождения, правда?
— Нет, — ответила я, — а то бы я принесла подарок. Поздравляю тебя, Филиппа. Извини, что я опоздала, но другие пошли купаться на речку, и я пошла с ними, прошла немного, а потом вернулась.
— О, — воскликнула Филиппа с тем странным взглядом, которым она, казалось, хотела определить меня, — а почему ты это сделала? — Ты забыла, что собиралась прийти ко мне на чай?
— Да, — откровенно ответила я. — Сначала забыла, потому что Питер только и говорил за обедом о купании, и мы все были очень возбуждены. Но как только я вспомнила, я сразу вернулась.
— Ясно, — произнесла Филиппа, — потом добавила: — А ты любишь купаться?
— М-м-м... очень, — ответила я, — но это не важно. Мистер Овен собирается взять нас на море на следующей неделе... Нам не разрешают одним купаться в море, но река мелкая. Даже Франческа пошла.
Наш разговор был прерван приходом миссис Томас, которая принесла чайник. Мы очень приятно провели время за чаем. Цветы буйно разрослись в саду, и первые пчелы жужжали в лавандовых кустах. Миссис Томас рассказывала нам забавные истории, а я объедалась пирогом, бисквитами и сэндвичами. Потом мы зажгли свечи, но при ярком свете солнца их пламя было очень бледным, и Филиппа разрезала торт.
Когда я уже больше не могла есть, миссис Томас встала и взяла поднос.
— Сейчас я помою чашки, — сказала она, — а вы поговорите вместе. Филиппа, хочешь показать Элинор свои подарки?
— Позже, — сказала Филиппа, — мы немножко еще останемся здесь, потому что у нас есть секрет.
Она подождала, пока мама ушла, и нетерпеливо повернулась ко мне.
— Ты принесла свою Библию, Элинор? — спросила она.
— Да, — ответила я довольно удивленная ее внезапным интересом к ней, — вот она. Я тебе покажу.
— Вот в чем дело, — сказала Филиппа. — Все это время я размышляла. Ты сказала, что когда знаешь Иисуса, то становишься лучше, и я думаю, что сейчас могу поверить тебе, потому что ты вернулась с речки, хотя я знаю, тебе очень хотелось пойти. Если бы ты не вернулась, я бы приняла все это за глупое притворство. И еще ты сказала, что это значит иметь хорошего Друга, которому можно все говорить, и мне стало интересно — если я буду читать Библию, думаешь ли ты, что Иисус меня исцелит?
Немного подумав, я ответила:
— Он мог бы сделать так, чтобы ты опять ходила. Он делал так много раз. Он всегда делал людям добро. Жан и я читали сегодня утром Евангелие от Марка, и там есть истории о людях, которые были больны и исцелились.
— Ну, прочти мне одну, — попросила Филиппа.
— Я прочитаю то, что читала утром, — уверенно сказала я. — Это была история о человеке, который совсем не мог ходить, и его друзья спустили его через крышу к ногам Иисуса, который прежде всего сказал: "Прощаются тебе грехи", а потом Он исцелил его так, что он стал ходить... Вот эта история, я нашла ее, — и я прочитала ей историю о расслабленном во второй главе Ев. от Марка. Она внимательно слушала, сосредоточив свой взгляд на моем лице.
— В примечаниях сказано, — задумчиво заметила я, — что самым важным является прощение грехов... тогда можно начинать просить и о других вещах.
Филиппа нахмурилась.
— Я не думаю, что у меня много грехов. Как я могу грешить, если я лежу здесь. Я не могу по-настоящему разозлиться, даже если бы я и хотела.
— Однако ты можешь сердиться, — откровенно ответила я, — и ты часто ворчишь. Я думаю, что это тоже считается грехом. Я была ужасно сердитой до того, как полюбила Иисуса.
— Ты и сейчас иногда сердишься, — парировала Филиппа, — но ничего, давай не будем ссориться сегодня. Скажи, как прощаются грехи.
—Ты просто должна об этом попросить и верить, что Иисус умер за тебя... вот и все, я думаю. Филиппа покачала головой.
— Я не верю, что это так просто, — твердо произнесла она. — Давай не будем говорить о грехах. Давай просто попросим Иисуса сделать так, чтобы я ходила. Ты знаешь как, Элинор?
Я была в нерешительности.
— Я думаю, что ты не можешь сделать это, Филиппа, — сказала я, чувствуя, что теряю почву под ногами. — Я уверена, что ты сначала должна принадлежать Иисусу. Я спрошу миссис Овен об этом, потом приду и скажу тебе.
— Хорошо, — согласилась Филиппа, — спроси ее. Я полагаю, что ты еще сама многого не знаешь, Элинор. А теперь пойдем, посмотрим мои подарки. Я помогла ей войти в дом и восхищалась ее подарками, потом я простилась, поблагодарила миссис Томас и пустилась рысью домой.
К моему удивлению, другие дети еще не вернулись. Люси была уже в постели, Робин играл на песочной куче. Это был один из очень редких случаев, когда я могла быть наедине с миссис Овен. Она была на кухне и гладила платья на воскресенье.
— Тетя, — начала я, усаживаясь за стол и качая ногой, — я хочу кое-что спросить у вас, очень важное. Можно ли о чем-то просить, прежде чем будут прощены грехи.
Она удивленно взглянула на меня.
— Ты пришла домой, Элинор? — спросила она. —А где остальные?
— Я забыла, я обещала прийти на чай к Филиппе, — коротко объяснила я, — и я вернулась. Филиппа хочет знать. Она хочет, чтобы я просила Иисуса исцелить ее, но она не хочет просить о прощении грехов. Она говорит, что у нее их немного.
Миссис Овен выключила утюг, сосредоточив все внимание на мне. Позже я узнала, что она ежедневно молилась за Филиппу и ее маму.
— Библия нам говорит, что Бог так чист и свят, что мы не можем приблизиться к Нему, пока не очистимся и не будем прощены Господом Иисусом, — ответила она. — Но, конечно, нельзя молиться о прощении, если человек не поймет, как сильно он нуждается в этом. И думаю...
Мне так и не довелось услышать, что думает миссис Овен, потому что, к моему крайнему сожалению и досаде, в этот момент распахнулась дверь и дети шумно ворвались на кухню, загорелые и грязные. Они размахивали мокрыми купальниками и полевыми цветами, а грязный Воллер прыгал позади них. Наш мир был нарушен.
— Мама, — заявил Питер, — там в палатках было несколько мальчиков. Можно нам тоже жить в палатках? — Ну, конечно, Питер, — ответила миссис Овен. — Я думаю, это будет замечательно. Но ты же не имеешь в виду, что хочешь уже сегодня...
— Нет, мамочка, не сегодня, — произнес Питер таким тоном, каким он обычно объяснял что-то Робину. — Нам потребуется несколько недель, чтобы подготовиться. Нам понадобятся: компас, запасы пищи, карта, две палатки, что-то вроде большой скатерти, чтобы расстилать на земле для еды, спальные мешки. Ты говорила, что мы не сможем все вместе куда-нибудь поехать, а жить в палатках обойдется недорого. Мы их раскинем где-нибудь в горах и поедем туда на велосипедах, а ты с маленькими и со всем имуществом могла бы приехать на автобусе. Мы поедем во время отпуска папы, и он возьмет нас в Сноудон.
— Кто берет меня в Сноудон? — спросил пастор, устало опускаясь в старое кресло на кухне. Он протянул руки к Франческе, которая радостно прыгнула к нему на колени.
— Мама сказала, что мы можем этим летом жить в палатках в горах, — усердно объяснил Питер. — А ты говорил, что возьмешь нас в горы, где мы будем взбираться на вершины, помнишь, папа?
— Да, говорил, — согласился мистер Овен. — Я много лет ждал, пока вы подрастете, чтобы взбираться на высокие вершины, и я бы взял вас уже в прошлом году, если бы ветрянка все не испортила. А в этом году будет особенно интересно, потому что с нами будет еще и Элинор. Нам надо найти домик для мамы с малышами, приобрести одну палатку для меня и мальчиков, а другую для девочек.
— Я буду жить в палатке? — прошептала Франческа, — скажи, я буду жить в палатке?
— Конечно, — ответил мистер Овен, — я не смогу спать в дикой местности Сноудении, если моя маленькая Франческа не будет заботиться обо мне! — И он прижал дочь, тихую, похожую на мышку, к своему плечу, и они умиротворенно сидели, радуясь присутствию друг друга. В этой семье не было любимчиков, но мне кажется, что застенчивая, мечтательная маленькая Франческа имела свой особенный уголок в сердце отца, уголок, принадлежавший только ей одной.
