Ор. Название: Rainbow Garden (Patricia St. John)
Перевод с английского: N/A
© Фриденсштимме 1992
Серия: По Следам Веры 5
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21
РАДУШНЫЙ ПРИЕМ
Следующий день пролетел быстро. Мама была ко мне ласковее и внимательнее, чем когда-либо. Она провела со мной весь день. Сначала мы прошлись по магазинам, и она покупала все, что я хотела. После обеда мы пили чай у ее знакомых, а потом отправились на детское представление. День прошел так хорошо, что я почти забыла о миссис Муди, которая все это время одиноко сидела на кухне, разбирая мои платья, делая на них пометки и укладывая все мои вещи в чемодан. Только поздно вечером, когда мама торопливо поцеловала меня и уехала на приглашение, я почувствовала нужду в миссис Муди.
В эти последние вечера нетрудно было уговорить миссис Муди прийти, посидеть у моей постели и рассказывать о деревне. И это было хорошо, потому что, оставшись одна, я ощутила, что мир поистине ненадежен и что очень скоро я действительно буду ничья. Меня поселят с шестью чужими детьми, не спрашивая, нравится ли мне это или нет, понравятся ли они мне и понравлюсь ли я им. Я знала, что в школе меня не очень-то любили, и иногда задумывалась, почему?
Мне никто никогда не говорил, что я избалована и тщеславна и думаю только о себе. Правда, миссис Муди высказывала мне такие вещи, когда бывала сердитой, но я не обращала на это внимания. То, что мне миссис Муди рассказала о деревне, немного успокоило меня. Каждое лето я проводила на курортах у моря и потому ничего не знала о жизни в деревне. Однако из рассказов миссис Муди сделала вывод, что это волшебное место, где круглый год цветут розы и лаванда и каждый день светит солнце. Ее воспоминания о Суссексе ограничивались, наверное, исключительно хорошими летними днями. Во всяком случае, нам обеим в голову не приходило, что мне предстоит поехать в Северный Уэльс зимой, холодным январским днем. А пока мне представлялось, что меня перевезут в прекрасный мир цветов. Это были приятные ожидания, потому что на улицах Лондона снег растаял, на тротуарах была сплошная слякоть, над которой висел густой туман. С каждым проходящим днем недели миссис Муди вспоминала все больше и больше. Она рассказывала мне о жатве и сенокосе, о стрижке овец и охоте на лисиц, а я лежала, крепко держа ее руку, внимательно слушала и испытывала большое облегчение. Когда наконец наступило то ужасное утро и такси стояло у двери, чтобы везти меня на вокзал, я неожиданно поняла, что мне намного труднее было проститься с миссис Муди, чем с мамой. Когда мы завернули за угол и ее худая фигура скрылась из вида, я вдруг почувствовала себя отрезанной от всего, что придавало жизни уверенность, и разразилась слезами.
Мама была расстроена и раздражена моим безудержным плачем и умоляла быть хорошей и благоразумной, поэтому я, как всегда, перестала плакать и постаралась держать свои чувства в себе.
В Хьюстоне мы купили в книжном киоске несколько книжек с рассказами в картинках и две большие коробки шоколада — одну для меня, другую для детей Овен. Это меня настолько утешило, что когда дали свисток и поезд, выпустив пар, тронулся со станции, я весело махала оставшейся маме. Честно говоря, мне не терпелось отправиться, чтобы, уютно устроившись на своем месте, наслаждаться шоколадом и путешествием.
Мама поручила меня одной даме, которая ехала в Ирландию. Та любезно согласилась присматривать за мной. Но я была необщительной девочкой и поскольку не обращала на нее особого внимания, она скоро прекратила свои старания вовлечь меня в разговор и оставила меня в покое. Я смотрела свои книги с картинками, жевала сэндвичи и ела шоколад; время от времени выходила в коридор и смотрела в окно. Но увиденное наполняло меня унынием, потому что это было так не похоже на то, что описывала мне миссис Муди. Мимо нас мелькали сырые, бурые поля, голые черные изгороди и деревья, за которыми все скрывалось в тумане. Все выглядело холодно, грязно, пустынно и жалко, и очень скоро мне надоело смотреть из окна. Я свернулась калачиком в своем углу и крепко уснула.
И если бы не та дама, присматривавшая за мной, я бы проспала свою остановку. Она разбудила меня как раз вовремя, и я выскочила из вагона со своим большим чемоданом. Полусонная и растерянная, я стояла на перроне в ожидании. Поезд, с грохотом, умчался. Первое, что меня поразило, была тишина: никакого движения, ни хождения; слышен был только приглушенный шум моря по ту сторону вокзала и мягкий плеск волн. Глубоко вздохнув, я ощутила соленый, чистый воздух.
Я подняла глаза и увидела, что ко мне спешит женщина с тремя уцепившимися за нее детьми, один из которых только еще начинал ходить. Очевидно, они ожидали меня на другом конце перрона, что составляло приличное расстояние от того места, где я находилась. Я догадалась, что это Овены, но не пошла им навстречу, а спокойно стояла и ждала возле своего чемодана.
— Здравствуйте, миссис Овен, — произнесла я сдержанно, стараясь подражать голосу матери, каким она приветствовала тех гостей, которые ей не нравились, и протянула одетую в перчатку руку.
Миссис Овен удивилась и была в нерешительности. При слабом свете январского вечера мы секунду молча обменялись взглядами, как бы оценивая друг друга. Потом на ее лице появилось такое выражение, что я не поняла: хочет ли она засмеяться или заплакать. Во всяком случае, она отвела мою руку в сторону и очень нежно поцеловала в обе щеки. — Как хорошо, что ты приехала, Элинор, — сказала она. — Мы все так переполошились, а Питер и Жаннет очень огорчились, что должны быть в школе и не могут тебя встретить; но Джонни, Франческа и Робин пришли, а другие ожидают дома... Ну, а теперь пошли, такси ждет.
Джонни, Франческа и Робин отнеслись ко мне с таким же сомнением и неуверенностью, как и я к ним, и спрятались за матерью. Мне кажется, что они ожидали от меня слова или поцелуя, но я не знала как вести себя с маленькими детьми, а они были намного младше меня. В своих теплых пальто с капюшоном и прочных деревенских сапогах они выглядели почти одинаковыми, что в длину, что в ширину. Когда мы дошли до такси, они все забрались на заднее сиденье и стали перешептываться друг с другом. Я сидела впереди вместе с миссис Овен и отвечала "да" и "нет" на ее вопросы. На меня нашла необычная робость и тоска.
Мы выехали за пределы маленького городка, и местность вокруг производила самое гнетущее впечатление. Наступали холодные сумерки, моросил дождь; я ничего не могла разглядеть, кроме мокрой дороги, бурых полей и черных изгородей; вокруг ни единого дерева, ни единой души. Чем же здесь можно заниматься целый день?
Я перестала слушать миссис Овен и уставилась в окно. Дети украдкой выглядывали из-под одеяла, как зайцы, хихикали и снова прятались. Я думала, что таким образом они стараются подружиться со мной, но не обращала на них внимания.
— Вот наш дом! — вдруг закричал Джонни, толкнув меня довольно сильно в спину, и указал вперед.
Я с любопытством посмотрела в указанное направление. Мы проехали между деревьями, а впереди, за полем, на холме, оранжевым светом светились незаштореные окна дома. Это были единственные огоньки в том направлении, потому что дом стоял в стороне от деревни и казался теплым, дружеским и приветливым. Я робко взглянула на миссис Овен, она улыбнулась:
— Добро пожаловать в дом пастора, Элинор, — сказала она. — Вот мы и дома.
Как только машина остановилась у ворот, дверь распахнулась, и два крепыша с большой шотландской овчаркой с шумом бросились к нам навстречу. Я не любила энергичных, бойких детей и отпрянула назад. Но они, казалось, и не заметили меня, а возбужденно скакали вокруг своей матери. Когда я, наконец, вышла из такси, собака подскочила ко мне, положила передние лапы на плечи и пыталась лизнуть меня в лицо. Дети радостно закричали. Вероятно, они научили ее этому, но я подумала, что она меня хочет укусить, и завизжала от страха. Миссис Овен поспешила ко мне, стараясь успокоить меня и утихомирить детей.
— Она просто приветствует тебя, Элинор, — объяснила Жаннет, — и еще она может здороваться. Протяни свою руку и она даст тебе лапу. Она очень вежливая.
Однако мне она показалась отвратительной, и я попятилась назад, что весьма удивило детей. Они не понимали, как можно бояться их Воллера. Я заметила, как Жаннет и Питер удивленно переглянулись, когда мы шли по садовой дорожке к парадной двери. Мне стало ясно, что я сделала плохое начало.
— Ты будешь спать со мной, — любезно сказала Жаннет. — Я покажу тебе комнату и помогу распаковать чемодан, — и она повела меня наверх, а Питер шел сзади, неся вещи. Гостеприимно распахнув дверь в маленькую спальню, она пригласила меня войти. В комнате стояли рядом две кровати. Мне они не понравились, и я даже не пыталась скрывать этого. В Лондоне у меня была собственная спальня с электрическим отоплением, с толстым ковром на полу, с небольшой дубовой этажеркой для книг, удобным креслом и шкафом для игрушек. Эта же комната показалась мне холодной и убогой, и я не заметила всех знаков внимания, какие дети проявили в тщательно приготовленных мелочах, разложив их по всей комнате: ветка распускающегося гиацинта на комоде, любимый медвежонок Франчески на моей кровати, драгоценная картина военного корабля, которую Питер повесил над моей подушкой, и крошечный садик из мха на крышке от жестяной банки на моем стуле.
Жаннет с напряженным вниманием следила за мной, но я не проявляла никаких признаков удовольствия, и выражение радости на ее лице исчезло. Она нерешительно указала мне мою кровать и комод и сказала, что пойдет помогать маме готовить ужин. Я чувствовала, что она рада была уйти, и я была рада остаться одна. С отвращением оглядывала я комнату: довольно потертые прикроватные коврики, выцветшие занавески и постельные покрывала. Вдруг я заметила на моей подушке две липкие сахарные конфеты и увядшую веточку жасмина. Я сердито швырнула их в урну. Мама и миссис Муди никогда бы не позволили лежать мусору на подушках гостей, и я не понимала, почему миссис Овен это допустила.
Открыв чемодан, я стала вешать свои платья в шкаф, который мне предстояло делить с Жаннет. Я с удовольствием отметила, что мои платья намного красивее, чем ее. Я достала свою новую, украшенную оборками, ночную рубашку и разложила ее на кровати. Может быть, у меня по отношению к Жаннет все же были некоторые преимущества, хотя я и боялась собак.
Только принялась я расправлять оборки ночнушки, как вошла миссис Овен и села, усадив на колени самого младшего члена семьи. Это был кругленький здоровый ребенок десяти месяцев с большими голубыми глазами.
— Это девочка Люси, — сказала миссис Овен, — надеюсь, что ты любишь маленьких детей, потому что я расчитываю на твою помощь. С шестью ребятишками много работы, а ты будешь моей старшей дочкой. Тебе одиннадцать лет, правда?
— Да, — ответила я, уставившись на маленькую Люси, которая неожиданно что- то залепетала и расплылась в улыбке, показав свои два зубика.
Мне и в голову не приходило, что от меня будут ожидать помощи. Дома всю работу выполняла миссис Муди, а я развлекалась, смотрела телевизор и читала книги. Я даже не знала, как мне теперь на это среагировать. Может, это забавно — смотреть за ребенком? Во всяком случае, можно попытаться, а если мне не понравится, я не буду этого делать, потому что я собиралась делать что хочу, как хочу и в свое удовольствие. Я думала, что только тогда буду счастлива. Другого понятия о счастье я не имела.
Я с интересом наблюдала, как миссис Овен укладывала малышку в кроватку, после чего я последовала за ней к ужину. С большим облегчением я установила, что у них есть прислуга, розовощекая девушка по имени Блодвен, которая внесла большой картофельный пирог. Я уже боялась, что от меня будут требовать мыть посуду и вытирать пыль, чего я совсем не намеревалась делать.
Когда все было готово, мистер Овен вышел из своего кабинета. Это был высокий широкоплечий мужчина с серьезным лицом и добрыми голубыми глазами. Он поднял Робина, обхватившего его колени, и тепло приветствовал меня. После короткой молитвы все уселись за стол и принялись за еду, сопровождавшуюся непрерывным разговором, потому что мистер Овен только что возвратился с посещения своих прихожан. Питер и Жаннет не видели его с самого утра, и им хотелось поделиться с ним множеством новостей. Джонни и Франческа тоже успели многое сделать в его отсутствии, и им не терпелось обо всем доложить отцу.
— Папа, — начал Питер, который весь был полон школьными новостями, — я сижу рядом с Гленом Эвансом. Он сказал, что даст мне два кролика в обмен на несколько марок и рогатку... Можно, папочка?
— Папа, — вмешалась Жаннет, не дожидаясь ответа отца, — а я хотела бы заниматься теннисом и вступить в клуб. Как ты думаешь, можно поставить в саду сетку, чтобы я могла тренироваться?
— Можно, папа? — настаивал Питер.
— Папочка, папочка, — пропищал Джонни, вдруг вспомнив что-то и застыв от волнения. — Мы стояли на мосту, когда внизу прошел поезд, и нас всех заволокло дымом.
— Можно, папа? — переспросила Жаннет.
— Сегодня на лугу мы видели двух совсем маленьких ягнят. Я слышала, как они кричали, — произнесла Франческа шепотом, но эти слова все же достигли слуха отца, несмотря на шум. Она восторженно улыбнулась ему, уверенная, что ее новость самая удивительная. И он улыбнулся ей в ответ, понимая всю сладость переживания первых признаков весны для пятилетней девочки.
— Можно, папа? — повторил Питер. Он был очень настойчивым мальчиком.
— Можно, папа? — одновременно повторила и Жаннет.
— Думаю, что можно, — спокойно ответил мистер Овен. — В гараже есть старый стол, Жан, можно скрепить его проволокой. Для твоих кроликов, Пит, я постараюсь найти ящик и сетку. А ты, Элинор, играешь в теннис?
— Когда-то играла в школе, — пробормотала я, желая, чтобы меня оставили в покое.
Я чувствовала себя такой неприспособленной, такой "неумейкой" перед всеми этими счастливыми, уверенными детьми и желала, чтобы Жаннет не имела успеха в теннисной игре. Мне никогда не нравились спортивные игры. Во время каникул я или сидела дома, или ходила с мамой за покупками и не научилась ни бегать, ни прыгать, ни играть.
И картофельный пирог мне тоже не понравился; он был слишком сытным.
Я хотела домой. Слезы подступили к глазам, и я расплакалась бы, если бы вдруг не заметила, что Франческа пристально смотрит на меня. Ее открытое личико светилось от сдерживаемого волнения. — Ты видела их? — прошептала она через стол. Кроме меня ее никто не услышал, потому что в это время Питер и Жаннет громко спорили о том, каких кроликов они хотят — белых или серых, самцов или самок, молодых или старых.
— Что? — прошептала я осторожно в ответ.
— Мои подарки, — тихонько ответила она с сияющими глазами, — какие я положила тебе на подушку... Видела?
Я вдруг вспомнила липкие конфеты и увядшую веточку. Тогда я посчитала это мусором, теперь же они казались мне драгоценностью, знаком внимания, что, по крайней мере, хоть один из этой шумной ребятни думал о моем приезде.
— Да, — ответила я, — видела... спасибо, Франческа.
Внезапно наступила тишина, и я увидела как Джонни положил перед отцом Библию. Он готовился читать, и эти шумные, нетерпеливые дети стали удивительно спокойными. Раньше я всегда считала Библию довольно скучной книгой, но в этот вечер я заметила, как внимательно все ее слушали, даже маленькая Франческа.
А я даже не старалась слушать, потому что была уверена, что все равно ничего не пойму, даже если бы и пыталась. Мистер Овен читал что-то о виноградной лозе и ветвях, но вдруг мое внимание привлекали слова: "Сие сказал Я вам... и радость ваша будет совершенна".
Мне эти слова очень понравились. Я размышляла о них и ничего не слышала дальше, как вдруг я увидела, что все закрыли глаза, склонили головы для молитвы. Это мне было знакомо, потому что миссис Муди иногда заставляла меня произносить слова: "Отче наш, Сущий на небесах". Но я сразу поняла, что здесь как-то по-другому молятся, потому что мистер Овен, казалось, говорил с кем-то, кто присутствовал здесь же, и мне показалось, его молитва собрала всех нас в одно безопасное место: мою маму далеко в Лондоне, детей, находившихся вокруг стола, и самых маленьких наверху. Всех мистер Овен приблизил к кому-то, кто любит их и который может всех сделать добрыми и счастливыми.
Час спустя, после того как миссис Овен, поцеловав нас, пожелала нам спокойной ночи, Жаннет уже спала. Я же не могла уснуть, а все лежала и смотрела на ясное звездное небо, перебирая в памяти все пережитое. Мне казалось, будто после моего отъезда уже годы прошли. Я опять затосковала по дому, но тут в моей памяти всплыли те удивительные слова, обещавшие мир и утешение:
"Сие сказал Я вам... и радость ваша будет совершенна".
"А что именно Он сказал?" — подумала я и пожалела о том, что плохо слушала.
