Ор. Название: Rainbow Garden (Patricia St. John)
Перевод с английского: N/A
© Фриденсштимме 1992
Серия: По Следам Веры 5
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21
ЧЕРЕЗ РАСКРЫТОЕ ОКНО
После того снегопада наступила солнечная погода, и весна бурно вступила в свои права. Ежедневно мы торопились из школы домой, бросали ранцы, быстро управлялись с чаем и поднимались на холм. Вечерний морозный воздух смягчался блеянием овец и ягнят. Глубоко в лиственном лесу мы находили бледные первоцветы и белые фиалки. Миссис Овен приходилось с неимоверными усилиями заставлять нас выполнять домашнюю работу.
Дети Овен прыгали и бегали от радости, а я бегала за ними, потому что мне ничего другого не оставалось делать. Однако во мне стала происходить перемена. Мой сад научил меня замечать красоту и магическую привлекательность пробуждающейся природы. И легкомысленная Жаннет, и даже стойкий Питер своим поведением доказывали мне, что жизнь более интересная, если думаешь о других так же, как о себе. Пребывание в церкви и молитвы по вечерам тоже учили меня кое-чему, хотя я еще не совсем понимала чему.
Сейчас я уже знала, что Библия — это не скучная книга для взрослых. Она рассказывала о Человеке, которым я начинала интересоваться, о Человеке, который делал несчастных людей счастливыми, испорченных — хорошими. Иногда я очень желала поближе с Ним познакомиться, приблизиться к Нему, но не знала, как, а спросить стеснялась.
И, наверное, самым странным было то, что я теперь по-настоящему хотела стать такой, как дети Овен; я не считала их больше глупыми. И хотя они старались быть со мной терпеливыми, я хорошо знала, что они считали меня глупой. Мои страхи перед коровами, неуклюжесть при лазании по деревьям, неумение перелезть через забор, мое незнание многих элементарных вещей — все это удивляло их. Иногда я видела, как Питер подскакивал от нетерпения в ожидании меня, и, конечно же, от этого я становилась еще более медлительной и неловкой.
С наступившей весной и первоцвет рос уже не отдельными цветочками, а целыми пучками. Дети завели разговор о птицах, а Джонни достал свою коллекцию яиц и сделал новые таблички. С утра до вечера они говорили о болотных курах, куропатках, длиннохвостых синицах и других незнакомых мне птицах. Мы бродили по лесу, прислушиваясь к различным звукам. Для меня они все звучали одинаково, но дети Овен очень легко разбирались в них. Они взбирались на неимоверно высокие деревья, мы проводили вечера в ужасно колючих кустах и зарослях крапивы, выискивая гнезда. Я не имела мужества признаться им, что в своей жизни еще не видела ни одного гнезда и не знала других птиц, кроме воробьев. Их жизнь, казалось, отмечалась датами, как, например, в тот год, когда мы нашли гнездо цапли в Энджелси или той весной, когда мы нашли яйца чайки на Большом Орме. Но в конце марта наступила некоторая приятная перемена.
Класс Питера предпринял экскурсию в Музей естественной истории в Ливерпуль. Когда он вернулся, дождь лил, как из ведра; мы все были дома и делали уроки, а малыши играли. Миссис Овен сидела за своим столом, подсчитывая расходы. Питер нагрянул неожиданно, насквозь промокший, но очень радостный.
— Мама! — закричал он. — У меня фантастическая идея: я хочу открыть в нашем доме музей естественной истории!
— На самом деле, дорогой?.. Четыре фунта сахара, — произнесла миссис Овен, все еще занятая своими подсчетами. — Хорошо там было?.. А ты переобулся?
Питер мокрыми руками обнял мать.
— Мамочка, — воскликнул он, — я серьезно! Нам потребуется комната и дюжина банок из-под джема. У нас они есть в кладовке? Можно нам освободить чердак?
— Банки мне нужны для джема и фруктов, — возразила миссис Овен, расправляя свой белый воротничок. — И куда же мы денем вещи с чердака? Ну, а теперь снимай свои туфли и мокрый плащ. Мы переговорим об этом за ужином. Мы хотим все услышать о музее.
И действительно мы все о нем услышали. Идея Питера, словно корь, всех заразила, поэтому прежние увлечения и разговоры забылись на время. Мы очистили половину чердака от всякого хлама, перетащив все на другую половину. Питер приколотил к стенам полки. Потом в один дождливый субботний день в гостиной было объявлено очень важное заседание под председательством ликующего Питера. Ему только что удалось уговорить маму отдать ему банки из-под джема, разумеется, до начала сезона консервирования, но этим очень была недовольна Блодвен.
— Если ты поместишь туда каких-нибудь животных или что-нибудь подобное, я не употреблю их тогда для консервирования, нет и нет, — решительно заявила она, просунув голову в дверь, но на нее не обратили внимания.
Мы все уставились на Питера, стоявшего на ящике и готового начать торжественную речь. Он поднял руку, прося тишины.
— У нас в этом музее будут секции и отделения, — объявил он важно. — Секция птичьих яиц, секция диких цветов, секция раковин, секция скелетов... и. .с и... ископаемых, и бабочек, и других интересных видов, кто что найдет.
— Я соберу заячьи норы, — прервал Робин.
— Мы будем работать бригадами, — продолжал Питер, подняв опять руку в знак молчания. — По двое...
— Я буду в твоей бригаде, Питер, — закричал Джонни и прыгнул на ящик, столкнув оратора.
— Я и Жан! — закричала Франческа, цепляясь за юбку сестры.
Питер и Жаннет многозначительно посмотрели друг на друга.
— Если бы Элинор взяла младших, Жан и я смогли бы далеко ходить в поле, — с надеждой предложил Питер.
Но младшие бурно запротестовали, и я тоже рассердилась. Никто не хотел быть со мной; малыши хотели быть со взрослыми, взрослые хотели быть одни. Я покраснела от обиды и гордо прошествовала к двери.
— Я не хочу иметь дело с этим глупым музеем, — крикнула я, — это детская забава... Меня от него тошнит...
Хлопнув дверью, я схватила свой плащ и выбежала в сад. Я слышала, как Жаннет вышла и звала меня, но я не остановилась. Слезы гнева, стыда, обиды и жалости к себе бежали по моим щекам, и я хотела уйти от всех. Я ненавидела всех их.
Дождь почти прекратился, все дышало свежестью. Я уже больше недели не была в своем саду и решила пойти туда немедленно, пока дети не выбежали и не увидели меня.
Через несколько минут я была на вершине холма, перелезла через забор, и опять мирное спокойствие этого места, казалось, околдовало меня, и мое детское сердце успокоилось.
В саду произошли удивительные перемены. Миндальное дерево было украшено розовыми цветами, а ореховое дерево на лужайке показывало крошечные листочки, похожие на детские ручонки. У его ствола золотым кольцом росли бледно-желтые нарциссы, и птицы пели здесь так, как нигде в другом месте. Семена, которые я посеяла на своей клумбе, дружно пустили ростки, а маленькие усики жимолости свисали с каменной стены.
Я исследовала каждый уголок и каждую расселину. На клумбах пробивались листочки тюльпанов, которых я тогда еще не знала. Я стояла и с изумлением смотрела на клумбу. Вдруг я вздрогнула: возле меня из-под куста сирени выпорхнула коричневая птичка с пестрой грудкой. У меня перехватило дыхание, потому что я сразу вспомнила, чему научилась от Питера и Жаннет: если птица вылетает из куста, это означает, что там может быть гнездо.
Мне, конечно, никогда не повезет, чтобы я сама нашла гнездо. Дрожащей рукой я раздвинула ветки и осторожно взглянула вовнутрь. Да, там было гнездо, аккуратно свитое из прутиков и мха, скрепленное землей, а на дне гнезда лежали два бирюзовых яичка с черными пятнышками. Затаив дыхание, я смотрела на них, совсем забыв о своем раздражении. Как я только могла подумать, что гнезда это нечто скучное и глупое? Теперь, когда я сама нашла гнездо, оно мне показалось самым драгоценным и прекрасным в мире. Питер и Жаннет несомненно захотят увидеть его, если я скажу им. Но это была моя тайна, и я ни с кем не собиралась делиться ею.
Вдруг с миндального дерева послышалось пение. Птица с пестрой грудкой села на самую верхушку, четко выделяясь на фоне синего неба. Мне показалось, что она смотрит прямо на меня.
— Это наша тайна, — пела птица, — моя и твоя... моя и твоя... мы будем хранить ее вместе... моя и твоя... полнота радостей.
Я громко засмеялась, потом села на камень, тихо ожидая возвращения птицы к гнезду. Упершись подбородком в колени, я любовалась нарциссами и кустиками первоцвета у стены дома. О, если бы мне можно было навсегда остаться здесь, где я чувствовала себя так хорошо и так счастливо. Если бы мне не надо было возвращаться к тем противным детям, которые не хотят меня! Слезы жалости к себе побежали по моим щекам при мысли о них, и я внезапно почувствовала тоску по маме, красивой беззаботной маме, которая, кажется, тоже не очень хотела меня. Я никому не нужна была. Всю свою жизнь мне предстоит быть одинокой и несчастной, и я ощущала такую острую жалость к себе, что совсем забыла о птице и просто бессмысленно смотрела себе под ноги.
