Ор. Название: Rainbow Garden (Patricia St. John)
Перевод с английского: N/A
© Фриденсштимме 1992
Серия: По Следам Веры 5
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21
"БУДУТ ХОДИТЬ В БЕЛЫХ ОДЕЖДАХ"
И действительно, жизнь началась заново. Никогда не забуду того чувства, с которым я проснулась на следующее утро. Я знала, что навсегда оставила свой тайный нечистый поступок, и больше я не хотела одиноко ходить в страхе и впотьмах. Я принадлежу Иисусу, и Он покажет мне путь жизни, и я познаю всю полноту радости, если буду следовать за Ним. Так мне накануне сказал мистер Овен. А сейчас, казалось, сами птицы повторили это, сидя на цветущих розовых яблонях и буковых пушистых деревьях. Никогда прежде небо не казалось мне таким голубым, а лютики такими золотистыми. Я далеко высунулась из окна прямо в ночной рубашке и вдыхала свежесть рассвета. Мне очень хотелось разбудить Жаннет. Но она крепко спала, поэтому я опять забралась в постель и с радостным, легким ощущением тоже погрузилась в сон.
Но мне еще предстояло встретиться с Питером. Я заметила, что он тоже сожалеет, хотя и ничего не говорил о том. Весь день он пытался доказать мне, что хочет все со мной разделять. Кроме того, он все еще был ужасно возбужден по поводу грабителя, и когда после обеда мне действительно предстояло идти в полицейский участок и описать того человека, его зависть и восхищение не имели границ. Он все еще был уверен, что мы сами можем найти и поймать его. Он заставлял меня прятаться за кустами и наблюдать за прохожими или красться позади ничего не подозревавших честных фермерских работников. Мне льстило то, что я такая важная персона, но скоро мне это надоело и утомило, поэтому я обрадовалась, когда он оставил это пустое занятие.
Моей большой радостью во время тех каникул было утреннее чтение Библии, когда мы вместе с Жаннет выбирали и выписывали стих, который становился как бы частью нашего дня. Жаннет так привыкла перед завтраком проводить пятнадцать тихих минут, что она ни за что бы не пожертвовала ими. И я скоро уяснила, что для близкого хождения с Иисусом и вкушения полноты радостей необходимо каждое утро входить в Его присутствие и прислушиваться к Его голосу, говорящему через Библию.
В первое воскресенье после того незабываемого дня мистер Овен позвал меня в свой кабинет и вручил небольшой пакет. С волнующим любопытством я развернула его и увидела прекрасную небесноголубого цвета Библию в кожаном переплете с позолоченными краями страниц и с картинками. Я ничего не могла сказать от радости. Открыв ее, я нашла на первой странице свое имя и свой стих:
"Элинор Нельсон. "Ты укажешь мне путь жизни; полнота радостей пред лицем Твоим".
Я полюбила свою Библию больше всего другого, хотя я еще мало что понимала в ней. Мистер Овен дал нам книжку, в которой на каждый день был дан отрывок из Библии с объяснением, а Жаннет всегда была готова добавить свои объяснения. Не знаю, насколько они были правильны, но они нас полностью удовлетворяли, и мне кажется, что она получала такое же удовольствие от чтения, как и я.
Мы не всегда оставались утром в спальне. Иногда мы выбегали в сад, садились под яблоней, с которой розовые лепестки падали на наши головы. Мы открывали Библии и читали очередные стихи. Иногда мы взбирались вверх на луга, где в углублениях росли весенние цветы, высотою до моих колен.
В воскресенье на Пасху мы проснулись очень рано. Мир был наполнен светом, пением и красками. Мы взяли наши Библии и, не говоря друг другу ни слова, потому что обе знали, куда нас влекло, побежали по серебристой траве в рощицу, усеянную голубыми колокольчиками.
Эта рощица была хорошо знакома Питеру и Жаннет, но я еще ни разу не заходила в глубь ее. Для меня она была покрыта многими тайнами. Ветви лиственниц низко наклонились над тропой, задевая нас изумрудными кисточками, а сережки орешника качались вверх и вниз, осыпая нас пыльцой. У нас не было определенной цели прогулки, и мы оставили главную дорожку и направились прямо в глубь рощи. Вокруг нас простирались ковры голубых колокольчиков, и воздух был насыщен их ароматами.
— Я не помню, чтобы я была здесь раньше, — сказала Жаннет, останавливаясь и с удивлением оглядываясь. — Мне кажется, что сюда вообще никто не приходил. Посмотри, деревья все сплетены жимолостью и дальше путь закрыт, и... о, посмотри! Прогалина и лютики! Иди сюда, скорее, Элинор. Посмотри!
Я последовала за ней, с трудом пробираясь через заросли, и когда добралась туда, Жаннет уже молча и благоговейно стояла посреди лужайки, как некая маленькая почитательница солнца. Я тоже стояла очень тихо и неподвижно, глядя на то, что представилось моим глазам. Вокруг нас, как колонна, стояли тонкие, стройные буки, а на фоне голубого неба выделялся их ажурный рисунок из сплетшихся ветвей и листьев. Между ними склонили свои головы молоденькие лиственницы, а в самом центре на влажной земле были россыпи ярких лютиков, широко раскрытых и заполненных до краев солнечным светом. А на буковых ветках, подобно хористам на своих местах, птицы выводили свои трели. По сравнению с глубокой тишиной леса их пение звучало оглушающе.
— Знаешь что, — воскликнула Жаннет, поворачиваясь ко мне, — сейчас ведь Пасхальное утро! А это наша церковь! Мы пройдем по лютиковому проходу к алтарю и посмотрим, что там происходит.
Алтарем был пенек орехового дерева, а от него поднимался росток, и он словно протягивал их к небу, свои цветы — свечи. Чуть левее стояло вишневое дерево в полном цвету, и белые лепестки бесшумно падали на мшистую землю.
— Это самая настоящая церковь, — прошептала Жаннет, садясь у алтаря, — есть и хор, и свечи, а вишневое дерево — проповедник, потому что оно такое белое. Давай почитаем здесь, Элинор, почитаем то место, которое как-то папа читал о белых одеждах. Это где-то в Откровении.
Мы стали усердно листать в наших Библиях. Жаннет нашла его довольно скоро и торжественно прочитала эти стихи. Я не понимала их значения, но мне понравилось, как они звучат: "Впрочем у тебя в Сардисе есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих и будут ходить со Мною в белых одеждах, ибо они достойны. Побеждающий облечется в белые одежды".
— Но что это значит? — настойчиво прервала я ее. — Что такое Сардис?
— Это был очень злой город, — сказала Жаннет, сдвигая брови. —Все жители творили ужасные и грязные дела, кроме совсем немногих. И Иисус сказал, что эти немногие будут ходить с Ним... Я думаю, что надо быть очень чистым и белым, чтобы ходить с Иисусом.
— Как ты представляешь себе "ужасные и грязные"? — спросила я. — Что они делали?
Жаннет некоторое время молча смотрела на ослепительную чистоту вишневого цвета.
Наконец она заговорила медленно, как бы размышляя вслух:
— Я думаю, что это, должно быть, как у нас иногда в школе... Когда девочки собираются вместе на площадке, шепчутся, хихикают и рассказывают нечистые истории. Иногда я тоже иду и слушаю просто для того, чтобы не отличаться от них. И знаешь, маму бы парализовало, если бы она услышала кое-что из разговоров Элин и Гвин. Они говорят, что видят это в кино, но я думаю, что добрую половину они выдумывают... А Питер говорит, что мальчики еще хуже девочек.
Я сидела пристыженная, уставясь на лютики, потому что я сама часто горела желанием послушать те разговоры, хотя обычно меня выталкивали из того круга.
— Я думаю, что хранить свои одежды чистыми, значит отказываться слушать эти разговоры и уходить, когда они начинаются, — сказала Жаннет твердо. — Я так один раз поступила, а они засмеялись и назвали меня святошей, и после этого у меня больше не хватало смелости уходить. Но с этого дня, Элинор, давай покажем им, что нам это не нравится. В действительности это многим девочкам не нравится, и если мы начнем, они будут подражать нам. Во всяком случае, нас будет уже двое. Давай запишем этот текст на сегодня: "Они будут ходить со Мною в белых одеждах, ибо они достойны".
Мы низко наклонились над нашими блокнотиками и аккуратно записали эти слова. Через сплетенную листву на наши волосы падал солнечный свет. Потом мы поднялись, чтобы идти домой, с грустью сознавая, что сладостные минуты этого прекрасного утра никогда больше к нам не вернутся. И никогда мы, наверное, не сможем больше получить такого чудного благословения, как в это золотое пасхальное утро. И птичьи голоса, наверное, никогда более не будут вместе так звучать: звонкое пение дроздов, смешанное с воркованием кольчатых голубей, откуда-то несущееся пение лугового чижика, а затем внезапно насмешливый крик кукушки.
— Я первая услышала! — воскликнула Жаннет, прервав наши мечтания. — Она рано подает голос. Пойдем скорее, мне надо помочь маме!
Она побежала так быстро, что только пятки засверкали; пробежала лесок, перелезла через забор и помчалась по открытым лугам. Я следовала за ней, почти не отставая, потому что теперь стала гораздо лучше бегать, чем раньше. Солнце уже довольно высоко поднялось, маргаритки и лютики на лугах раскрыли свои лепестки и повернулись к солнцу. Казалось почти невероятным, что в таком чудесном, сияющем мире может быть что-то нечистое и грязное.
Мы прибежали домой как раз тогда, когда семья была в обычной суете, собираясь на воскресное богослужение. У Франчески на праздничном платье оторвались три пуговицы, и она громко доказывала, что оно ей уже мало. Джонни, увлекавшийся ремеслом, появился с плоскогубцами и кусочком проволочки, взятых из своего инструментального ящика, и предлагал скрепить ей платье, гарантируя прочность. Блодвен, пытавшаяся на непокорные ножки Люси натянуть носки, добродушно рассмеялась и заметила, что если живешь в этой семье, то нет никакой надобности ходить в кино для развлечения. По случаю праздника Робину тоже разрешили пойти в церковь. Он сидел под столом, спокойно одевая на Джамбо выходное платье. В общей суматохе сборов и в старании, чтобы Воллер не увязался за ними, Робин надеялся, что у него будет благоприятная возможность пронести Джамбо на богослужение. Во всяком случае, не мешает попытаться.
Завтрак прошел в радостном возбуждении, потому что "пасхальный заяц" по всему саду запрятал крашенные яйца: одно под бледно-желтыми нарциссами, другое глубоко под незабудками, третье в терновом кусте в оставленном гнезде дрозда. Понадобилось много времени, чтобы разыскать их все, и когда мы вошли в дом, наши праздничные туфли были мокрыми от росы, а волосы растрепаны. Между тем "пасхальный заяц" готовился в своем кабинете к проповеди.
Наконец завтрак был окончен, и мы были готовы к обычному напоминанию мамы:
— Все взяли свои сборники? У всех есть носовые платки?
Последняя борьба с Воллером, и мы вышли, прыгая по лугам и подбрасывая в воздух наши шляпки.
Миссис Овен осталась дома с Люси, а Блодвен не могла нас удержать.
Церковь была переполнена. Вокруг кафедры и перед хором — масса цветов: огромные бледно-желтые нарциссы, ветки белого вишневого цвета, тюльпаны. Когда хор и церковь встали для пения, в высоком зале торжественно прозвучало: "Иисус Христос воскрес! Аллилуйя!"
Я окинула взглядом стоящих вдоль нашего ряда. Блодвен далеко назад откинула голову и самозабвенно выводила высокие ноты в конце каждой строчки. Она, казалось, никого не замечала вокруг и уж, конечно, не заметила Джамбо, завернутого в носовой платок и хоботом отбивающего такт.
Потом мистер Овен прочитал историю о воскресении Христа, как ангелы Господни сошли с неба и открыли гроб. Они были в таком белом одеянии, как снег, и я представила себе Господа Иисуса, вышедшим в таких же сверкающих белых одеждах, какие были у ангелов. И чтобы ходить с Ним по жизненному пути, вкушать полноту родостей, тоже нужно быть очень чистым и незапятнанным. Жаннет была права: ничто нечистое и преданное мерзости не может пребывать рядом с таким сиянием.
Мы поднялись для пения второго гимна. Питер пел сольную партию, и его чистый звонкий голос, казалось, летел прямо в небеса.
Иисус жив! За нас Он умер! Только живому Иисусу Чистые сердцем должны поклониться. Воздайте хвалу нашему Спасителю, Аллилуйя!
В этот момент мистер Овен взглянул на Робина, который, заметив, что на него наконец-то обратили внимание, вскочил со своего места, прежде чем Блодвен смогла ему в этом помешать, и, высоко подняв Джамбо, стал покачивать его над головами людей, радостно приветствуя своего отца.
