Ор. Название: Paula the Waldensian (Eva Lecomte)
Перевод: Валентина Коливаєва
© Христианское просвещение 2002
Серия: Семя веры 6
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20
В ЕГО ПРИСУТСТВИИ
Временами я бы хотела стереть из моей памяти те последние моменты, когда Паула ещё была с нами. Но всё же, когда я думаю о славной обители, куда она ушла, и о том, как она туда ушла — как верный воин Христа, при исполнении своего долга — то я с благодарностью склоняюсь на колени перед Богом. Я благодарю Его за то, что Он послал её к нам, чтобы привести всех нас к пролившему Кровь Спасителю и сделать нас новыми творениями в Иисусе Христе.
Это случилось в среду, после того воскресенья, когда мы в первый раз посетили церковь. В этот день стояла ужасная жара. Душное знойное небо обещало сильную грозу. Луис, когда уезжал в понедельник в школу, забыл учебник и вернулся забрать его. Паула пыталась учить уроки, но я видела, что это давалось ей с трудом.
Вдруг появилась Тереза, она позвала Паулу и попросила её отнести письмо от моего отца одному человеку, который жил на улице Фурми.
— Иди быстрей, Паула, собирается гроза, но я думаю, что ты успеешь вернуться домой, пока она разразится. Улица Фурми не очень далеко.
Тереза так быстро скрылась в другом конце дома, что у Паулы не было времени ей ответить.
Паула повернулась к Луису, который собирался уходить в дом дяди, где он жил в течение недели, чтобы быть поближе к школе.
— Луис, дорогой, — попросила она, — не мог бы ты отнести это письмо по адресу?
— Нет, — резко ответил Луис, — я никогда не иду той дорогой.
— Да, я знаю это, но тебе нужно будет свернуть всего на несколько шагов в сторону, чтобы занести письмо. Понимаешь, у меня сильно болит голова.
— Тереза сказала тебе отнести это письмо, а не мне. Мне наплевать на твою головную боль! Она у тебя оттого, что ты слишком ленишься двигаться! — ответил Луис.
— Луис! — закричала я. — Тебе должно быть стыдно! Ты знаешь довольно хорошо, что Паула всегда охотно делает всё для всех! Я бы пошла сама, но сейчас я не могу оставить работу. Если бы Тереза вспомнила, то она бы дала письмо тебе, и ты знаешь это! Если ты не отнесёшь его, то я скажу отцу!
— Делай, как тебе нравится, — сказал Луис равнодушно, — я не собираюсь возиться с ним!
Я была в ярости и не могла удержать слёзы гнева, которые потекли по моим щекам.
— Не беспокойся, Лиза, — успокоила меня Паула и побежала за шляпой. Затем уже на выходе она обернулась в последний раз к Луису и попросила: — Возьми, пожалуйста, Луис.
— Нет! — сказал Луис. — И точка! Он повернулся спиной к Пауле.
— Тогда до свидания, дорогой Луис! Мы увидимся с тобой в субботу, — в конце концов сказала она без малейшего признака гнева и ушла.
Она быстро побежала по улице, чтобы успеть вернуться домой, прежде чем разразится гроза.
Вскоре, весело насвистывая, Луис ушёл к дяде, но мне показалось, что его весёлость была немного притворной.
После того как я закончила свою работу, я разыскала в другом конце большого дома Терезу.
— У Паулы болит голова, — сказала я.
— Почему ты мне это не сказала? — сказала Тереза. — Я бы послала Луиса, но я не подумала об этом в тот момент.
Я уже раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но затем опять закрыла его. Я понемногу начала учиться от Паулы не быть «доносчиком>».
Тем временем небо потемнело, и Тереза неожиданно заволновалась:
— Я не понимаю, что задерживает Паулу. Вот что, Лиза! Возьми этот зонтик и пойди навстречу ей. Я боюсь, что она попадёт под дождь, прежде чем успеет вернуться.
Я скоро нашла Паулу, она вышла из-за поворота в конце улицы Дарнетал.
— Мы должны спешить, — сказала она, когда послышались отдалённые раскаты грома.
Едва она это проговорила, как вспышка молнии ослепила нас. Почти немедленно за этим последовал мощный удар грома, мне показалось, что земля содрогнулась под нашими ногами. Затем донеслись беспорядочные крики, что-то случилось на другом конце улицы, которую мы как раз пересекали. Возможно, молния попала в дом? Нет, крики усилились и сменились воплем ужаса. Вскоре мы узнали причину шума. Сначала мы услышали стремительно нарастающий звук несущихся галопом лошадей, испуганных вспышкой молнии и ударом грома. Они появились на повороте улицы, окутанные облаком пыли, таща за собой тяжёлую повозку. Инстинктивно Паула отпрянула в дверной проём, а я в ужасе прижалась к ней.
— Лиза! — вдруг позвала она. — Смотри! Смотри! Казалось, у меня кровь застыла в жилах от того, что я увидела! Прямо на пути стремительно несущихся лошадей посреди улицы, совершенно не замечая опасность, топал маленький мальчик, примерно трёх лет. Ещё одно мгновение и всё будет кончено! Неожиданно Паула, как пуля, выскочила из укрытия. Затем я услышала резкий крик, словно ножом разрезавший воздух, а затем я мало что могла вспомнить, только беспорядочно бегающих туда и сюда людей. Всё потемнело, но в той темноте я, казалось, всё ещё слышала пронзительный крик.
Когда я пришла в сознание, то обнаружила, что лежу на диване в нашей столовой и Каталина обтирает моё лицо и руки холодной водой.
— Где Паула? — закричала я, потому что сразу вспомнила страшное событие на улице Дарнетал.
— Паула в своей комнате, — ответила Каталина и отвернула голову, чтобы спрятать слёзы, которые она не смогла сдержать, несмотря на все свои усилия.
Я попыталась встать, чтобы пойти в нашу комнату.
— Не двигайся, Лиза! — приказала Каталина. — Ты сможешь пойти немного позже, когда будешь чувствовать себя лучше.
Но страшное подозрение промелькнуло в моей голове.
— Каталина! — закричала я, почти все себя от страха. — Скажи мне правду! Паула умерла?
— Нет, Лиза, Паула не умерла, — она тщетно пыталась удержать меня, — она ещё дышит и...
Больше я ничего не услышала. Спотыкаясь на странно трясущихся ногах, я побрела в нашу спальню. На меня опять стал надвигаться тот страшный мрак, но эта слабость продлилась только короткое мгновение. С усилием я взяла себя в руки и подошла ближе к кровати, на которой неподвижно лежала моя любимая подруга. Прекрасное лицо с полураскрытыми губами было очень бледным, а дыхание едва можно было различить.
В комнате было много людей, одни плакали беззвучно, другие тщетно пытались подавить рыдание. Но выражение мучительного страдания на лицах моего отца и доктора Левона было ужасней слёз.
Всё это казалось мне страшным сном, который закончится в любой момент. Но нет! Я скоро поняла, что происходящее было реальным. Это было первое настоящее горе в моей жизни, и я должна была перенести его в одиночестве, потому что ещё не отдалась Тому, Кто утешает Своих детей во время душевных и физических страданий. Однако Он сжалился надо мной. В соседней комнате в руках Терезы я смогла выплакать своё горе. Она больше всех знала, как сильно я любила Паулу.
— Тереза, — рыдала я, когда оказалась с ней наедине, — она не должна умереть! Она не должна умереть! Я не смогу жить без неё, ты понимаешь это?! О, помолись вместо меня, дорогая Тереза. Бог услышит твою молитву. Возможно, Он не услышит мою. Скажи Ему! О, пожалуйста, скажи ему, что Паула не должна умереть!
— Нет, Лиза, — вытирая мои слёзы, сказала Тереза, — мы должны отдать Паулу в Божьи руки. Он любит её больше, чем ты и я. Если бы ты видела её бедное поломанное тело, ты бы не просила, чтобы она осталась живой! Да, действительно, она была счастливой. Она была ля нас, как ангел, посланный Богом для того, чтобы привести нас к Нему и указать нам путь в небо. И теперь Он забирает её к Себе почти без страданий, потому что она, по-видимому, ничего не чувствует с того момента, когда лошадь сбила её с ног. Послушай меня, Лиза! Скоро Паула будет рядом со Спасителем, Которого она так сильно любила. С этого дня мы должны думать о её счастье, а не о нашем, дорогая Лиза. Ты помнишь, Паула никогда не думала о себе. Она всегда думала о других и умирает она за другого. Она пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти этого маленького мальчика. Она как верный воин последовала примеру своего Спасителя Иисуса Христа, Который умер, чтобы спасти всех, кто покается и поверит в Его благословенное Имя.
Голос нашей старой служанки, такой нежный и по-матерински добрый, казалось, исцелил мою скорбь. Когда я успокоилась, она рассказала мне некоторые подробности трагедии. Паула бросилась к мальчику и, выхватив его почти из-под копыт лошадей, отбросила в сторону от опасности, но сама не смогла спастись. По-видимому, я упала в обморок, нас обеих принесли домой. Это всё, что я поняла. С того дня прошло много времени, но до сих пор я не могу заставить себя расспросить более подробно.
Бедная Тереза, я знала, как горячо она любила нашу Паулу, но её бескорыстная забота была только о нас. Утешая меня, она забыла о собственной скорби. Когда я смотрела на её сильное спокойное лицо, сияющее душевной красотой, оно показалось мне поразительно похожим на лицо той, чья жизнь угасала в соседней комнате. В тот момент мне пришёл в голову стих из Библии, который Паула однажды читала мне: «Дух Илии почил на Елисее».
Поток соседей наполнил дом. Только тогда, в те последние минуты, когда эти простые друзья проходили мимо лежащего без сознания тела, мы поняли, как много жизней было затронуто этой скромной деревенской девочкой с Вальденских гор. Одни помнили её только по улыбке, которой она всегда приветствовала молодых и старых, когда проходила по длинной улице в нашем конце города. Другие рассказывали, как преданно любили её дети, которых она защищала. Некоторые с благодарностью отзывались о доброте, с которой она относилась к ним, и выплеснули много историй о любви Паулы ко всем: как она посещала бедных и больных и как она указала им путь к Спасителю, Который умер, чтобы забрать их грехи. Она приносила радость, надежду и свободу во многие дома, где прежде царили раздор и страдание.
Смерть приближалась. Множество бедных и одиноких соседей смешались с нами.
Но среди нас находился один, которому это ужасное несчастье причинило страдания, намного мучительнее, чем всем остальным. Луису пришлось выпить горькую чашу раскаяния и стыда. Он прибыл по вызову домой и когда в полной мере осознал, что случилось, то на мгновение окаменел от потрясения. Затем пронзительный вопль вырвался из его груди. Этот короткий момент изменил его. Из беззаботного, эгоистичного мальчика он превратился во взрослого парня, который наконец увидел свою отчаянную нужду в перемене и начал с этого дня жизнь преображаться до неузнаваемости.
Луис потребовал, чтобы я в присутствии всех рассказала о том, что случилось днём. Я отказалась. Тогда он сам, без одного слова оправдания, с болью признался в своём подлом эгоизме и закончил такими словами:
— Так что вы видите, это я убил её, потому что ей не нужно было выходить из дома.
Затем он повернулся к моему отцу, умоляя сурово наказать его. Он не мог просить прощения, потому что считал, что для этого поступка нет прощения. В ответ мой отец обнял его, и я поняла, что в этот момент мой отец и мой брат поняли друга лучше, чем когда-либо раньше.
— Нет, мой дорогой сын, — сказал отец, — ты уже достаточно наказал себя. Сейчас обратись к Небесному Отцу и попроси у Него, чтобы Он простил тебя.
Я знаю, Луис так и сделал.
Мы ожидали в молчании. Паула связывала нас узами любви не только друг с другом, но теперь также с Богом. Её короткая жизнь была удивительно прекрасной, и сейчас она изливала свою любовь к нам. Я опять вспомнила лунную ночь и её, стоящую на коленях у этой же кровати. Тогда во время молитвы она была больше похожа на ангела, разговаривающего с Тем, Кто послал её к нам, чем на простую деревенскую девочку.
Неожиданно дверь отворилась и в комнату вошла бедно одетая женщина с мальчиком около трёх лет. Он остановился, когда увидел нас, и спрятался за складками платья своей матери.
— Входите, входите, — доброжелательно пригласила Тереза и провела их к постели моей любимой подруги, такой бледной и неподвижной.
— О Карл! — воскликнула бедная женщина и упала на колени рядом с кроватью. — Как бы я хотела, чтобы ты мог понять! Эта прекрасная душа спасла тебе жизнь! Она заняла твоё место под копытами лошадей!
Затем она взяла руки Паулы и сказала:
— Мадемуазель, о, если бы вы могли услышать меня! Возможно ли чем-нибудь отблагодарить за то, что вы сделали для моего мальчика! О нет, это невозможно!
— Да, это возможно, моя милая, — сказала наша старая служанка со слезами, — я скажу вам, как вы можете сделать. Ничто не может обрадовать Паулу так, как если бы она узнала, что вы приняли Господа Иисуса своим Спасителем. Также вы можете посвятить это дорогое дитя Господу и воспитать его для будущего служения Богу.
— Я обещаю сделать это, если вы поможете мне в этом.
Женщина была первой душой в жизни Терезы, которой она с радостью указала путь к Спасителю.
Мой отец с нежностью отрезал две прекрасные пряди волос нашей любимой, и когда женщина уходила, сказал:
— Возьми это и храни в память о спасительнице твоего маленького мальчика. — И передавая ей волосы, добавил: — Сохрани это для него, пока он станет достаточно взрослым, чтобы всё понять.
Она взяла локоны из рук моего отца, без слов поцеловала, спрятала за корсаж своего платья и выскользнула с малышом за дверь.
Луис ушёл на фабрику по особому поручению и скоро вернулся с теми, кого разыскивал. В дверях показался бледный Бретон, за ним следовали его сыновья и все другие ученики вечерней школы. Сначала они в смущении остановились на пороге, но затем по приглашению моего отца один за другим подошли к постели, бледные и дрожащие от душевного волнения.
— Я рад, что вы смогли прийти сюда до того, как наступил конец, — сказал мой отец. — О, если бы вы могли себе представить, как она любила всех вас!
Неожиданно Бретон не выдержал и, как ребёнок, разразился плачем. Когда он смог взять себя в руки, то сказал:
— Только сегодня утром я встретил её на улице, она помахала мне рукой на прощание и была счастливой, как птичка весной, а сейчас... а сейчас... она умирает.
— Пусть исполнится воля Божья! — сказала Тереза.
Бедный Бретон закрыл лица руками, а затем, неожиданно подняв голову, смущённо обратился к Терезе:
— Вы правы, мадемуазель Тереза, но мне кажется, мадемуазель Паула значила для меня больше, чем для кого-то из вас. Я был пьяница и разбойник — воплощение порока! Я был всеми отвержен, ненавидим, меня боялись, и на это были веские причины. Но в тот день в доме Селестины мадемуазель не испугалась взять эти грубые руки в свои — мои руки, которые так часто были опозорены злодеянием и жестокостью, — в свои чистые белые руки, чтобы сказать, что она поможет мне! Это она научила меня молиться. Это она молилась обо мне, когда я находился в тюрьме. Я видел людей, разорванных на куски фабричными машинами. Я видел смерть в самых страшных видах и не пролил ни одной слезинки, но сейчас — увидеть её умирающей! О мадемуазель Паула! Если бы я мог умереть вместо вас! — Бретон опять задрожал от нахлынувших эмоций и, чтобы спрятать свои слёзы, отвернулся лицом к стене.
Неожиданно судорога сотрясла тело моей любимой кузины, доктор подошёл и взял её руку.
— Конец приближается, — сказал он.
Мой отец бросился на колени рядом с кроватью.
— О Господь, я тоже хотел бы принадлежать Тебе. Ведь ещё не слишком поздно!
В этот момент рука легла на его плечо. Это была та же самая рука, которая много лет назад закрыла в последний раз глаза его жены. С тех пор эти руки заботливо и преданно ухаживали за его детьми.
— Господин! Мой добрый хозяин! — сказала Тереза нежно любящим и уважительным тоном. Я никогда раньше не слышала, чтобы она так разговаривала с моим отцом. — Нет, не поздно! Он сказал: «Приходящего ко Мне не изгоню вон».
Мой отец поднял на неё глаза:
— Ну тогда, Тереза, я пойду к Нему. Старая женщина опустилась на колени и, сложив руки, просто сказала:
— Благодарю, дорогой Господь, за то, что Ты ответил на мою молитву и также на молитву Паулы!
Ливень с грозой и ветром закончился. На другой стороне улицы перед красными коттеджами цветы опять начали поднимать свои головки, и, как только появилось солнце, защебетали птицы.
Вдруг тихий вздох донёсся от неподвижной фигуры на кровати. Доктор Левон кивнул и отвернулся. Его работа была закончена. Добрый Пастырь взял к Себе Свою дорогую овечку.
Тишину прервал тихий голос:
— Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесёт много плода.
Я сразу узнала голос Селестины.
