Ор. Название: Paula the Waldensian (Eva Lecomte)
Перевод: Валентина Коливаєва
© Христианское просвещение 2002
Серия: Семя веры 6
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20
УЧИТЕЛЬНИЦА И ЕЁ БРАТ
— Лиза, — однажды сказала мне Паула, вернувшись из школы, — мадемуазель Виртуд сегодня утром не была на занятиях.
— Мне всё равно, — безразлично ответила я, — за исключением того, что если бы я это знала, то пошла бы в школу, несмотря н мою обмороженную ногу.
— Нога до сих пор болит очень сильно? — спросила Паула.
— Да, довольно сильно, но не так сильно, как вчера, мне ужасно надоело быть одной дома. Смотри, Тереза заставляет меня перебирать листья шпината, а Каталина принесла мне полную корзину чулок для штопки, и я считаю, что было бы лучше, если бы я пошла в школу, особенно, если учесть, что с учительницей что-то случилось, хотя боль в ноге сильнее, чем зубная боль. Ты когда-нибудь обмораживалась?
— Нет, я не помню.
— Ну, мне кажется, что это только мне всегда достаётся что-то ужасно плохое.
— Я предполагаю, что мадемуазель Виртуд больна, — продолжала Паула.
— Ты всегда думаешь об этой женщине. Я говорю тебе, что для меня не имеет значения, что с ней случилось, — с раздражением ответила я.
— О Лиза, тебе не стыдно говорить такие вещи?
— Нет, — ответила я, — как ты можешь от меня ожидать, чтобы я её любила? Что бы я ни делала на занятиях, она наказывает меня за малейшие провинности, и я страдаю не только в классе, но и после уроков должна переписать двадцать пять строчек, так что у меня нет времени играть с остальными. Как я ненавижу эту женщину!
В это время появилась Тереза.
— О ком вы разговариваете? — спросила она.
— Об учительнице, мадемуазель Виртуд.
— У меня большое желание дать тебе пощёчину, — с негодованием сказала Тереза. — Ты ненавидишь эту молодую прекрасную барышню, а ведь она работает для твоей пользы.
— О Тереза, не сердись, — попросила я. — Ты не имеешь представления, сколько я переношу из-за неё. Когда ты была маленькая, ты никогда не ходила в школу, так что ты не можешь понять. Теперь послушай: вместо того чтобы оставить непослушных детей после занятий, она отправляет нас домой с заданием переписать двадцать пять строчек, а сама в это время хладнокровно уходит домой. Другие учителя оставляют плохих детей где-то на десять минут, что намного приятнее, чем писать.
— Мадемуазель Виртуд совершенно права, потому что она даёт наказание, соответствующее преступлению.
— Нет, это не так, — гневно ответила я, — это потому, что она не желает оставаться в школе, как другие учителя. Эгоистка! Вот, пожалуйста, я сейчас должна писать то, что было дано в прошлый понедельник, но я не собираюсь переписывать это. Она может говорить всё, что ей нравится!
Паула, чьё мягкое сердце хотело быть и на моей стороне и на стороне мадемуазель Виртуд одновременно, предположила, что, возможно, кто-то в доме учительницы заболел.
— У неё, — закричала я, — у мадемуазель Виртуд! Кто бы захотел жить с такой неприятной особой в одном доме! Кстати, она сказала нам, что её семья живёт далеко отсюда, в деревне.
— Я не знаю, — сказала Паула. — Помнишь день, когда она понесла цветы с собой домой? Я полагаю, они были предназначены для кого-то.
— Может быть, — равнодушно ответила я. В тот день Тереза разрешила мне идти в школу и там я обнаружила, что ответственная за наш класс — учительница третьего класса. Это была красивая женщина с прекрасными золотистыми волосами и голубыми глазами, а её розово-белые щёки напоминали мне восковую куклу.
«Ах, — подумала я, — как бы я хотела быть в третьем классе, чтобы такая красивая учительница всегда учила меня!» Она читала нам и рассказывала истории почти весь день и ни разу никого не наказала, а когда она выходила из школы, к ней подбежали её два маленьких брата и с любовью обняли её. «Скорее, дорогая сестра, — сказал один из них, — мама ждёт нас на веранде».
— Какая она красивая, — бормотала я. — Как я люблю её! Мадемуазель Виртуд никогда бы не была такой нежной со своими братьями, если бы они у неё были.
Потом я неожиданно остановилась, потому что мне показалось, как печальный голос Паулы сказал: «Разве тебе не стыдно за себя, Лиза?» Я подняла глаза и увидела, что Паула, перед тем как подойти ко мне, обменялась несколькими словами с девочкой.
— Лиза, это правда, — сказала Паула, — мадемуазель Виртуд сильно больна, сегодня утром она пыталась встать с постели, но не была в состоянии даже приподнять голову. Виктория, маленькая девочка, с которой я только что разговаривала, знает её очень хорошо, дело в том, что они живут в одном и том же дворе.
— Кто за ней ухаживает? — спросила я.
— Никто, насколько я смогла узнать. Ты думаешь Тереза отпустила бы нас навестить её?
— Нет, я уверена, что она не разрешила бы, да я бы никогда и не пошла. Я ещё не написала свои пятьдесят строчек.
— Я помогу тебе написать твои пятьдесят строчек прямо сейчас.
— Но ведь это не будет честно.
Паула рассмеялась:
— Обычно твоя совесть не такая чувствительная. Ты помнишь очень хорошо, что очень часто Роза делает это вместо тебя.
— Паула, я клянусь тебе...
— Нет, не пытайся убедить меня. Это бесполезно, потому что я сама видела это и уверена, что учительница ничего не имела бы против того, что я тебе помогаю для того, чтобы мы смогли навестить её. Она, несомненно, была бы очень рада, Лиза. Когда мой отец был болен и все его ученики пришли посетить его, то он был так счастлив.
— Однако твой отец не был похож на мадемуазель Виртуд. Никогда! Никогда! Я никогда не пойду к ней.
— Господь Иисус сказал, что когда мы посещаем больных, то это как будто мы приходим к Нему. Не хотела бы ты пойти из-за любви к Нему, Лиза?
— Ну, хорошо, мы поговорим об этом завтра, — ответила я, не осмеливаясь возразить на последний аргумент и в то же время не желая обещать что-то другое.
Тереза дала нам разрешение и пообещала при первой же возможности навестить больную. Паула написала точно половину моих пятидесяти строчек, и для того чтобы это сделать, ей пришлось пожертвовать своим свободным временем, потому что она писала очень медленно. Я без дальнейшего ворчания закончила свои двадцать пять строчек и решила сопроводить свою кузину к учительнице, предварительно потребовав с Паулы обещание, что она зайдёт к ней в дом первая.
— Возьмите это, — сказала нам Тереза в последний момент. — Это только маленькая шоколадка для больной, потому что нет ничего лучшего, чем шоколад, для подкрепления сил.
— О, большое спасибо, — поблагодарила Паула. — Вы так добры и помните обо всём. Между прочим, у меня есть четыре цента, как вы думаете, что мы можем купить на них?
Тереза задумалась на минуту.
— Купите несколько апельсинов и смотрите, чтобы они были спелые и неиспорченные. Не будьте там долго, потому что дни стали короче, а когда солнце заходит, становится ужасно холодно.
Когда мы пришли на улицу Бланш и спросили маленькую девочку, где живёт мадемуазель Виртуд, Паула неожиданно смутилась.
— Вы ищете мадемуазель? — спросил детский голосок.
— Это ты, Виктория, — обрадовалась Паула, — я так рада увидеть тебя здесь. Да, мы ищем мадемуазель Виртуд.
— Тогда пойдёмте, — сказала Виктория, пытаясь дыханием согреть свои синие от холода руки, — я доведу вас до её двери.
Она поднялась с нами четыре лестничных пролёта наверх, пока мы, наконец, пришли к квартире мадемуазель Виртуд.
— Это здесь, — сказала наша проводница, и побежала вниз. Я устремилась за ней.
— Лиза, — закричала Паула, — вспомни своё обещание.
— Ну тогда почему ты не стучишься? — спросила я довольно язвительно, когда увидела, что Паула с усилием собирает всё своё мужество.
— Я не понимаю, что со мной происходит, я, кажется, не могу это сделать.
Во внезапном порыве озорства я неожиданно подбежала к двери, очень громко три раза постучала и затем отбежала в дальний угол коридора.
— О Лиза, как ты могла, — с испугом закричала бедная Паула.
Довольно скоро мы услышали, как кто-то медленно идёт к двери, шаг за шагом, как будто волоча что-то за собой, затем дверь бесшумно открылась, и мы увидели маленькую несчастную искривлённую фигуру — это был мальчик лет десяти. Когда мы посмотрели на его лицо, окружённое золотистыми волосами, мы забыли о его уродливости.
— Вы пришли навестить мою сестру? — спросил он.
— Да, — ответила Паула, — мы пришли в гости к мадемуазель Виртуд.
— Она очень, очень больна, — сказал он, и мы увидели, как он с трудом удерживал слёзы. В то время как он шире открыл дверь, чтобы впустить нас, мы заметили, что единственное в комнате окно было завешено чёрной шалью, и поэтому было почти невозможно что-то различить.
— Елена, — мягко позвал мальчик, — к тебе пришли гости.
— Ко мне? — спросил голос из темноты, голос, который мы сразу узнали. — Хорошо, тогда, Габриель, сними шаль с окна, здесь очень темно.
— Но свет вызовет у тебя головную боль.
— Нет, нет, милый, я чувствую себя лучше, после того как немного поспала.
Шаль с окна была снята, и мы смогли увидеть на кровати очертание фигуры бледной мадемуазель Виртуд.
— О, так это вы! Дорогие дети, как мило с вашей стороны, что вы пришли навестить меня!
Когда мы взглянули на лицо больной учительницы и увидели, как ужасно оно изменилось за эти несколько дней, мы, как вкопанные, застыли у двери.
— А как там все в школе? — спросила больная.
Паула рассказала ей немного о немногочисленных событиях в классе.
— Так что мадемуазель Виржиния взяла класс. Я уверена, что вы очень любите её.
— Не так сильно, как вас, — ответила Паула.
— Паула, ты говоришь это только для того, чтобы сделать мне приятное, не правда ли? — И бедная мадемуазель посмотрела на Паулу, потом на меня, как мне показалось, с грустью.
— Нет, мадемуазель, я сказала это, потому что это правда, — с этими словами она подошла к кровати и положила свою тёплую руку на худую щёку больной, — вы наша дорогая учительница, и мы знаем, что вы жертвуете многим и тяжело работаете над тем, чтобы дать нам знания, и вот поэтому мы любим вас.
— Я написала свои пятьдесят строчек, — с нетерпением вмешалась я в разговор, — то есть, Паула переписала двадцать пять, а я остальные.
— О чём это ты говоришь? — улыбка изумления промелькнула на худеньком лице учительницы, и, тем не менее, нежное выражение появилось в её глазах, когда она продолжила: — Бедняжка! Я уже забыла об этом! Габриель, — сказала она, повернувшись к мальчику, который всё это время рассматривал нас, — это те девочки, которые передали тебе такие красивые цветы. Видите ли, он так любит цветы! — воскликнула мадемуазель. — Бедный ребёнок, он не может ходить, и поэтому целый день должен находиться в этой душной комнате. До моей болезни я могла вывозить его на улицу в этой маленькой коляске, и иногда мы уходили далеко в открытое поле, где он мог увидеть много цветов, какие только его душа ни желала, но сейчас, когда я из-за сердечных приступов прикована к постели, те маленькие экскурсии стали невозможными.
— Вы очень больны, мадемуазель? — спросила Паула.
— Сегодня я чувствую себя намного лучше. Я очень сильно страдала. Я должна поправиться как можно быстрее. Мадам Будре, директор, написала мне вчера, что надеется на моё скорое возвращение в школу. Она не может держать больных людей. — И наша учительница с глубоким вздохом перевела свой взгляд в сторону окна с маленькими белыми занавесками.
Габриель подошёл ближе к кровати:
— Не беспокойся об этом, сестра, когда я вырасту, я буду работать и стану богатым, и тогда тебе совсем не надо будет ходить в школу.
Как много нового я для себя открыла. А я полагала, что жизнь школьной учительницы усеяна розами.
— Нет, тебе не надо будет работать, — продолжал маленький мальчик, — я знаю, почему ты больна. Это потому что школьники причиняют тебе беспокойство, и, как ты мне говорила, тебе больно, когда ты наказываешь их, но, как я сказал, когда я вырасту, всё изменится.
Мадемуазель Виртуд посмотрела на маленькое лицо с большими искренними глазами.
— Я боюсь, что тебе придётся ждать долгое, долгое время, — сказала она с нежностью, — я не говорила вам, девочки, что дома У меня есть маленький брат. Он самый младший в нашей семье, а я самая старшая.
— Почему Габриель не живёт с родителями? — спросила Паула.
— Видишь ли, это потому, что он нуждался в специальном лечении, которое мои родители не могли предоставить ему в маленькой деревне, где они живут, но здесь в Руене много хороших врачей и больших больниц. Конечно, я сомневаюсь, что его здоровье будет полностью восстановлено, но мы делаем всё, что можем. Он моё единственное утешение. Я не ожидала, что он будет со мной так долго. Когда Габриель первый раз приехал в Руен, он лежал в большом госпитале «Готель де Дье», и хотя он находился там много месяцев, его бедро, кажется, не излечилось, и они не могли дольше держать его там. С тех пор он живёт со мной, и иногда я вызываю доктора для него.
— Мадемуазель, вы утомляете себя разговором с нами, — прервала Паула.
— Не страшно, — сказала мадемуазель, — я знаю, что ещё не очень здорова, но я не очень часто имею удовольствие принимать моих учеников, так что я воспользуюсь случаем. Понимаете, однажды я отвезла Габриеля домой, и когда собиралась уезжать, бедный мальчик начал так сильно упрашивать меня забрать его с собой, что в конце концов мои родители согласились, так что уже несколько лет он живёт со мной. Мы очень счастливы, не правда ли, Габриель? Когда я в школе, он убирает квартиру и моет посуду. Что бы я делала без моего маленького Габриеля? — спросила она, шутливо взъерошив волосы мальчика.
— А я? — спросил Габриель. — Что бы я делал без тебя? И вообще, что бы все в этом дворе делали без тебя? Разве не ты...
— Ну хватит, — остановила его мадемуазель Виртуд, — ты не должен раскрывать все семейные тайны. Мы здесь в этом мире, чтобы помогать другим, не правда ли, Лиза?
— Да, мадемуазель, — ответила я, опасаясь, что предстоит ещё одно поучение. Однако мадемуазель Виртуд начала рассказывать нам об остальных членах своей семьи и о маленькой деревне, куда они ездят в отпуск, и было видно, что сердцем она была там, с любимыми родными. Следующие несколько минут мы сидели молча. Я начала дрожать от холода, и мы заметили, что в камине не было огня.
— Как ты дрожишь, — сказала мадемуазель. — Ты замёрзла?
— Да, немного, мадемуазель, — ответила я и застеснялась, что моё неудобство было обнаружено.
— Бедная девочка, — сказала она и взяла мои обе руки в свои, горячие от температуры, ладони, — будет лучше, если вы сейчас пойдёте домой, потому что вы не привыкли к холоду. Сегодня утром наша соседка разожгла небольшой огонь в камине, чтобы приготовить завтрак, но он уже погас.
Произвела ли на меня впечатление нежность мадемуазель, или я чувствовала раскаяние за недобрые слова об учительнице? Так или иначе, но из моих глаз потоком хлынули слёзы, я опустилась на колени рядом с кроватью и спрятала лицо в белое покрывало.
— О мадемуазель... простите меня, — шептала я между всхлипыванием.
— Я прощаю тебе от всей души, — голос больной был добрым и искренним.
Я встала, обняла её и с искренним поцелуем похоронила нашу старую войну. В этой холодной комнате я ощутила тёплое начало новой жизни для меня, хотя в тот момент не могла понять этого. Вдруг мы услышали стук в дверь.
— Это мадам Бертин, — сказал Габриель, ковыляя к двери и открывая её. В комнату на цыпочках вошла женщина с седыми волосами.
— У вас гости, мадемуазель. — На мгновение она остановилась у двери.
— Две мои ученицы, которые пришли навестить меня. Заходите, заходите, — настояла наша учительница.
— Ax, — сказала новоприбывшая с огромным интересом в голосе, — значит, вы одноклассницы моей Виктории. Вы должны гордиться тем, то у вас такая замечательная учительница! — Она приблизилась к постели. — Ну, однако скажу я вам, — сказала она, — у вас больше нет воды для питья! — Она встряхнула бутылку, которая стояла рядом с кроватью. — Я пойду, наполню её и принесу немного дров, чтобы разжечь огонь в камине и нагреть вам чай. Я уверена, что Габриель, должно быть, проголодался к этому времени.
Не ожидая ответа, добрая женщина начала быстро спускаться по лестнице. Затем Паула дала мадемуазели небольшой свёрток, который передала Тереза, и маленький пакет с апельсинами.
— Посмотри, Габриель! — с восторгом сказала мадемуазель, когда открыла свёртки. — Апельсины и шоколад! Какое угощение! Как это мило с вашей стороны, что вы помните обо мне. Пожалуйста, поблагодарите Терезу.
— Она навестит вас, — сказала Паула. Бедная женщина смутилась, когда услышала это:
— Я боюсь, что наше положение ей покажется очень плохим. — И она слегка покраснела.
Когда мы направились к выходу, Паула заверила её, что Тереза нисколько не будет обеспокоена.
— Одну минутку, — попросила больная, — вы не против прочитать мне одну главу из этой книги? Сегодня я не была в состоянии читать её, так как у меня ужасно болела голова. Эту книгу я очень люблю.
— Библия! — воскликнула Паула. — Я не знала, что вы тоже читаете её.
Учительница с грустью покачала головой:
— Когда я была ребёнком, то читала её, Паула. Это была и есть самая любимая книга моей матери, но я много-много лет ни разу не открывала её. Когда твой дядя пришёл записать тебя в школу, он рассказал мне, как сильно ты любишь Библию своего отца, и это напомнило мне о моей собственной, спрятанной на дне сундука. Я начала перечитывать многие главы, которые, помню, читала вместе со своей матерью, а теперь я думаю, что если и весь день буду читать Габриелю, он никогда не устанет слушать её.
— Скажи ей, чтобы она прочитала историю о Христе, исцелявшем больных людей, — донёсся нетерпеливый голос Габриеля.
Мадемуазель улыбнулась:
— Верно, Габриель. Когда люди больны, они любят слушать о самом великом Докторе. Прочитай о десяти прокажённых, Паула.
В этот момент вернулась пожилая женщина, она остановилась, чтобы послушать, как Паула начала читать эту замечательную историю.
— «Идя в Иерусалим, Он проходил между Самарией и Галилеей. И когда входил Он в одно селение, встретили Его десять человек прокажённых, которые остановились вдали и громким голосом говорили: Иисус Наставник! помилуй нас. Увидев их, Он сказал им: Пойдите, покажитесь священникам. И когда они шли, очистились. Один же из них, видя, что исцелён, возвратился, громким голосом прославляя Бога, и пал ниц к ногам Его, благодаря Его; и это был Самарянин. Тогда Иисус сказал: не десять ли очистились? Где же девять? Как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника? И сказал ему: встань, иди; вера твоя спасла тебя».
Мадемуазель Виртуд закрыла глаза, но мы знали: она не спала. Паула молча ожидала, в молчании стояла и пожилая женщина, сложив под передником свои грубые, выработанные тяжёлым трудом руки.
— Прочитай немного дальше, — попросил Габриель.
— Нет, — ответила мадемуазель Виртуд, — детям пора уходить, потому что они до темноты должны добраться до дома. — Она крепко обняла нас. — Пусть Бог благословит вас, мои милые юные друзья! Приходите ко мне в гости.
Затем мать Виктории также обняла нас со словами:
— У меня есть несчастная слепая дочь. Я была бы очень благодарна, если бы вы смогли в следующий раз зайти к ней и прочитать ей ту же историю, которую вы только что прочитали мадемуазели.
Когда мы вернулись, Тереза готовила ужин. Она спешила больше обычного, потому что должна была постирать всё, что собралось за неделю, и выгладить к завтрашнему дню, но несмотря на это она с большим интересом выслушала историю нашего посещения.
— Я схожу к ней завтра. Бедное дитя, — сказала она.
В тот вечер, как обычно, Тереза пришла поцеловать нас на ночь и поправить одеяла, чтобы хоть частично заменить нам наших матерей. Я прошептала ей на ухо:
— Тереза, я полюбила мадемуазель Виртуд.
— Очень хорошо! — воскликнула старая служанка. — Это действительно что-то новое! А почему ветер вдруг изменил направление?
— Потому что я теперь её знаю! — ответила я. Тереза присела на мою кровать и несмотря на холод долго говорила со мной. Она рассказала мне, что моё себялюбие и моя душевная холодность причиняли ей сильное огорчение. В моём признании себя виновной она увидела начало большой перемены, и это сделало её очень счастливой. Она напомнила мне, что моя мать умерла с молитвой обо мне. Затем она говорила о Пауле, которая думала только о том, как принести счастье другим.
— Ты бы хотела быть такой, как Паула? — спросила меня Тереза.
— Без сомнения, дорогая Тереза, — ответила я, — но это невозможно, я слишком плохая.
— Кто делает Паулу такой хорошей, Лиза? — голос Терезы принял новый, почти нежный, звук.
— Это Господь Иисус! — тихо прошептала я.
— Это правильный ответ, Лиза! И Тот же Господь Иисус сделал бы это и для тебя. Позволь мне спросить что-то у тебя. Не заметила ли ты, что я изменилась с тех пор... с тех пор, как я начала молиться Ему?
— Да, ты изменилась, Тереза.
— Что именно ты заметила?
— Ну, например, это то, что день стирки не делает тебя раздражительной, как было раньше, — ответила я.
— Это говорит о чём-то, не правда ли? Когда у нас Божий мир в сердце, тогда гнев не имеет возможности проникнуть внутрь, как раньше.
Я украдкой рассматривала Терезу. При свете лампы я заметила в её тёмно-голубых глазах такое необычное, такое нежное и вместе с тем уверенное выражение, что несмотря на её морщинистые щёки и седые волосы я увидела в ней поразительное сходство с Паулой. В тот момент я не могла объяснить это, но позже поняла, что Тереза и Паула были членами Божьей семьи, и я увидела в них подобие Иисуса, Его возлюбленного Сына.
