Ор. Название: Paula the Waldensian (Eva Lecomte)
Перевод: Валентина Коливаєва
© Христианское просвещение 2002
Серия: Семя веры 6
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20
ВОСПОМИНАНИЯ
В тот вечер я не могла учить уроки. Фактически, я ничего не могла делать, потому что постоянно думала о Пауле! Я всегда была плохой ученицей и занимала последнее место в классе по успеваемости. В отношении домашних заданий Луис был не лучше меня, но в школе благодаря своим блестящим способностям всегда выкручивался. Роза ничуть не была похожа на нас, своих брата и сестру. Она была образцом терпения, послушания и прилежания. Я очень гордилась своей сестрой Розой, любила и восхищалась ею, но никогда у меня не было ни малейшего желания подражать ей.
После ухода моего отца мы продолжали разговаривать о нашей двоюродной сестре Пауле. Когда она приедет? Что она из себя представляет? Понравится ли ей здесь с нами? Мы не могли ответить на все эти вопросы, поскольку знали о ней очень мало. Мне сказали, что Паула жила в долине Вальденсов: местности, жители которой были вскормлены чёрным хлебом и жили в домах, похожих на хлева. Я не имела представления, где точно находились горы Пьемонта, и, тщательно исследовав карту, не смогла найти это место, но я предполагала, что оно должно находиться где-то между Францией, Италией и Швейцарией.
Однако я обнаружила, что Паула была примерно моего возраста. Какое счастье! Я повторяла это снова и снова, пока Луис не приказал мне замолчать. Его реакцию я расценила как неудовольствие тем, что Паула не была мальчиком, и я продолжала напевать: «Паула такая, как я, Паула такая, как я».
— Ради Бога, не шуми, Лиза! Между прочим, твоя грамматика как всегда с ошибками. Меня ничуть не удивляет, что ты всегда последняя в классе, если так учишься.
— Ты можешь говорить мне всё, что тебе нравится, — ответила я, — но когда Паула приедет, я с тобой больше не буду разговаривать, а ей скажу, чтобы она ни одного слова не сказала тебе. Я очень рада, что Паула девочка, а не такой неприятный мальчишка, как ты.
— Ну и пусть она будет твоя, мне безразлично! — откликнулся Луис.
— Замолчите! — сказала Роза. — Что вы спорите из-за этой бедной девочки, вы же её ещё не знаете!
— Это Луис виноват!
— Нет, это Лиза виновата!
— Вы оба виноваты! Если бы Паула увидела, как вы ссоритесь, я уверена, она бы не захотела приехать к нам. Я надеюсь, что она полюбит всех нас, и мы все должны любить её, потому что она не только сирота, но она племянница нашей матери.
Роза знала хорошо, как примирить нас. Одного упоминания о маме было достаточно.
— Слушай, Лиза, — и Роза притянула меня к себе, — я вижу, что сегодня у тебя нет ни малейшего желания учить уроки, так что закрой книгу, и, если ты встанешь завтра рано утром, я помогу тебе. Ты знаешь, что бы я сделала, если бы была на твоём месте?
— Что, Роза?
— Я бы сходила к Каталине. Ты знаешь, что днём она не любит быть одной, а я думаю, что Тереза ушла. Если бы у меня не было так много работы, я бы сама пошла к ней. Смотри, не поднимай много шума, потому что сегодня у неё ужасно болит голова.
— Хорошо, я пойду, — согласилась я. В то время идея посещения моей старшей сестры никогда не приводила меня в восторг. Фактически, я почти никогда не входила в её комнату, потому что мне ужасно надоедало находиться в компании с такой угрюмой калекой.
Я вспомнила время, когда Каталина была самой весёлой и самой счастливой в нашей семье. Но, к сожалению, в один день всё изменилось. Три года назад Каталина упала с верхушки высокой вишни, на которую взобралась, несмотря на протест Терезы. Она была без сознания, когда её подняли, и мы предполагали, что исход будет смертельным. Однако после шести месяцев ужасных страданий молодость победила смерть, и наша старшая сестра выжила. Но теперь, всегда счастливая и оживлённая как птичка, она превратилась в несчастную и печальную девочку с искривлённым телом. Очень редко она — на костылях — выходила из своей комнаты на прогулку в несколько шагов. К сожалению, её характер также изменился до неузнаваемости. Несмотря на нежность и заботу отца, который стремился исполнить её малейшее желание, несмотря на неустанный уход Терезы, терпение и ласку Розы, жизнь Каталины была нескончаемым потоком недовольства. Её комната с белой кроватью, голубыми занавесками и великолепным видом на поля и горы была самая красивая в доме. В уголке для неё пела пара канареек, самые лучшие фрукты приносились для неё, постоянно покупались новые книги, так как она очень любила читать, но, казалось, ничто не могло вызвать улыбку удовольствия на её заострённом, изнурённом лице.
Бедная Каталина! Несомненно, это была правда, — я не очень любила её. Я настолько привыкла видеть мою сестру в положении инвалида, что её жалкое состояние почти не волновало меня, и, поскольку она всегда была в плохом настроении, я навещала её в редких случаях.
Однако в этот особенный день у меня, конечно, было огромное желание сообщить ей новость о приезде нашей кузины, поэтому я с радостью отправилась навестить её. Забыв все предупреждения Розы, я распахнула дверь с шумом, подобным порыву ветра.
Каталина лежала лицом к стене. Занавески на кровати были частично задёрнуты, на клетку с двумя канарейками было наброшено зелёное покрывало для того, чтобы остановить их пение. При других обстоятельствах я бы благоразумно удалилась, понимая, что Каталина больна или раздражена больше, чем обычно, и пытается уснуть. Без сомнения, наша старая служанка уже приходила, чтобы рассказать ей обо всём, что имело отношение к Пауле, и, по-видимому, обнаружив её спящей, позаботилась о её покое, задёрнув занавески и накрыв покрывалом клетку. Каталина повернула голову, услышав, что я вошла, и резким тоном воскликнула:
— Что за шум, Лиза! Неужели ты не можешь дать мне отдых, хоть на одну минуту!
— Ты знаешь, что я не была здесь целый день! — ответила я с нетерпением. — Фактически, я не была здесь со вчерашнего утра, и, кстати, я забыла, что у тебя болит голова.
— Ну, теперь ты знаешь!
— Ты не хочешь, чтобы я рассказала тебе большую новость?
— Нет!
— Хорошо, но я всё равно скажу тебе, потому что я просто не могу удержаться! Дядя Джон умер!
— Дядя Джон! Умер?
— Да, и я рада! Не потому, что дядя Джон умер, а из-за его маленькой дочери Паулы, она точно такого же возраста, как и я, и приезжает к нам жить, так что почему бы мне не радоваться?
— Ты можешь забыть свою «радость», потому что Паула не будет жить с нами. Я могу сказать это сразу!
— А почему нет? Отец сказал, что она приедет! Ты можешь спросить Терезу или Розу, или Луиса!
— Я никого не собираюсь спрашивать, но говорю тебе, что Паула не приедет сюда! Нет! Нет! Мне достаточно того, что приходится терпеть Луиса и тебя! Кажется, что моё сердце разрывается на части, когда вы с утра до вечера ссоритесь, а когда вы играете, кажется, будто дом рушится. И теперь ещё одна маленькая девочка с плохими манерами приезжает к нам! Я тебе говорю — это никогда не случится!
— Здесь не ты распоряжаешься!
— Также и не ты, дерзкая девчонка!
— Ну, не сердись, Каталина! — воскликнула я, и слёзы потекли у меня из глаз. — Ты не понимаешь, о чём говоришь. Ты не знаешь, что у Паулы нет никого на свете, кто мог бы позаботиться о ней. Тереза прочитала нам письмо. Я знаю, что я не очень хорошая девочка, я почти такая же неприятная, как и ты, но я буду милой и доброй, когда приедет Паула. Ты увидишь, она будет моей нежно любимой сестрой, она по возрасту почти такая, как и я. О, я непременно буду её любить, и мы всегда будем вместе, и мы, мы...
— Тише, Лиза. Твой язык, как помело, не останавливается. Кстати, откуда ты знаешь все эти подробности?
— Это было сегодня днём, мы только закончили пить чай. Они написали отцу, отец дал письмо Терезе, а Тереза сказала, что немного больше работы не принесёт ей беспокойства, так что отец сказал: «Хорошо, пусть приезжает!»
— А я? Отец не подумал спросить у меня?
— Нет, насколько я помню.
— О, — всхлипнула Каталина, — всё решено без меня! Только потому, что я больная, обо всём договорились без меня! Тебя нисколько не волнует, ты можешь смеяться, бегать и играть — а я страдаю здесь и не знаю, что происходит в доме! Хотела бы ты оказаться на моём месте? Отец не пришёл и не сказал мне ни одного слова об этом письме, и теперь, не спросив меня, они хотят привезти ещё одно беспокойство, чтобы ещё больше мучить меня. Но этого не будет, в тот день, когда она приедет, я уеду в больницу, потому что я им здесь больше не нужна!
Бедная Каталина! У неё был очень тяжёлый день, и в такие дни она всегда плакала по любому поводу. Я не очень любила её, но в тот момент сочувствовала ей от всего сердца и сделала всё, что могла, чтобы успокоить её; но на этот раз она была так взволнована, что ничто не могло утешить бедную несчастную девочку. Кроме того, я была очень испугана, что она сможет изменить намерение моего отца относительно Паулы. Он, в общем, такой строгий, сдержанный и безразличный в отношении к нам, выполняет малейшие просьбы своей старшей дочери. И если... если она достигнет цели и помешает приезду Паулы, то я чувствовала, что никогда, никогда не прощу Каталине! Однако я попыталась обнять её.
— Слушай, — сказала я, — отец должен был уйти, но когда он вернётся, он скажет тебе то же самое, что и я.
Но Каталина не слышала меня. Зарыв голову в подушки, она продолжала плакать.
Я была в отчаянии! Обычно даже события, менее значительные, чем это, могли расстроить Каталину. Каталине хуже! И всё это по моей вине! Что скажет мой отец? Откуда я могла знать, что она так примет эту новость? Неожиданно блестящая идея пришла мне в голову. Оставив Каталину, я помчалась в кухню, где Тереза готовила овощи к ужину.
— Тереза, иди скорее, — воскликнула я со слезами, — Каталина очень расстроена и плачет.
— Почему? Я только недавно видела её спящей.
— О да, я знаю, но, пожалуйста, пойдём сейчас же, Тереза! Это всё моя вина! Я сказала ей, что Паула приезжает, и она вне себя от волнения! Но я, в самом деле, не представляла, что эта новость так расстроит её!
Тереза быстро вскочила, прошептав тихо:
— Что дальше? — И затем, обратившись ко мне: — Ты, несомненно, девочка, всегда причиняющая беспокойство, моя дорогая Лиза!
— Но, Тереза, я клянусь тебе...
— Не шуми и иди обратно в комнату к Каталине! Я скоро приду!
Я оставила кухню совершенно успокоенная. Хотя слова Терезы были не вполне приятными, но сердце у неё было золотое, и я знала, что она так или иначе сможет уладить дело с Каталиной. Вернувшись, я обнаружила в комнате Каталины Розу, она безуспешно пыталась её успокоить. Роза обернулась ко мне со словами:
— Да что здесь случилось? Я услышала плач Каталины с другого конца дома. Это твоя вина?
— Нет, нет, это не я виновата, это Паула.
— Паула?!
Я попыталась объяснить, но в эту минуту в комнату вошла Тереза с полной тарелкой восхитительных яблок.
— Ну, ну, Каталина! — Её низкий звучный голос был подобен успокаивающему бальзаму, а внушительная фигура, казалось, заполнила всю комнату. — Да о чём ты так плачешь? Я как раз получила разрешение от твоего папы прочитать тебе письмо, он только что получил его из Италии, и не успела я пойти сорвать для тебя твоих любимых яблок, первых в этом году, как ты уже плачешь!
Каталина немного успокоилась, услышав слово «письмо», потому что для несчастной ограниченной в передвижении калеки, письмо из-за границы было большим событием. Несмотря на это она заметила между всхлипываниями:
— Это письмо о той ужасной Пауле, о которой все говорят?
— Да, — ответила Тереза, своим успокаивающим голосом. — Это письмо сообщает нам немного о племяннице твоей бедной матери.
Каталина успокоилась совершенно. Если воспоминания о матери бережно хранились в сердцах её других дочерей, то без сомнения, что память о ней занимала в сердце Каталины особое место.
— Прочитай нам это письмо, — попросила Тереза. — Ты можешь сделать это намного лучше меня, и оно прозвучит лучше из твоих уст, чем из моих, запинающихся. Подожди, пока я поправлю подушки, и не плачь больше. Голова сейчас у тебя болит не так сильно, верно?
— У меня до сих пор ужасная головная боль, Тереза. Пусть Роза прочитает письмо.
Роза взяла письмо и начала читать своим чистым, милым голосом. Письмо снова взволновало всех нас.
В нём было совсем немного подробностей. Наш дядя Джон умер, поэтому письмо написал пастор маленькой церкви из той далёкой долины Вальденсов. Дядя умер так же, как и жил — как истинный христианин. Как оказалось, он не имел близких родственников, а остальные из семьи уехали в Америку, за два года до этого. Таким образом Паула осталась одна. Перед смертью мой дядя настоятельно просил оставить свою дочь на попечение нашего отца, которого он никогда не видел, но слышал о нём только хорошее. Сверх этого он поручил свою дочь в руки Бога, любящего Отца всех сирот, умоляя Его руководить и направлять её во всей жизни.
В своей последней молитве дядя Джон просил Бога благословить нашу семью, чтобы всем нам был указан прямой и узкий путь, который ведёт к вечной жизни. Затем следовали некоторые детали, связанные с маленьким наследством, которое Паула получила, и в конце слова самого пастора с просьбой защитить временное земное и духовное счастье маленькой сироты.
— Это всё? — спросила Каталина.
— Да, — ответила Роза, — это конец письма.
— Бедняжка!
Наступило долгое молчание. Я думаю, что Каталина вспоминала свою мать, потому что на этот раз её лицо смягчилось.
Крупные пальцы Терезы проворно мелькали в воздухе — эти крепкие пальцы, которые никогда не знали покоя — металлический звук вязальных спиц перемежался с весёлым пением канареек, с клетки которых опять сняли покрывало.
Никогда в моей жизни я не задерживалась надолго, чтобы понаблюдать за Каталиной, но в этот день я не могла не заметить, какая она была бледная и хрупкая. Она сидела, опираясь на подушки, с золотыми, спадающими на плечи волосами — никто не мог бы дать ей больше четырнадцати лет вместо её восемнадцати. Глядя на неё, измученную страданиями, я простила ей плохое настроение и жестокость по отношению к Пауле, и у меня появилось огромное желание обнять её, но я не осмелилась это сделать, боясь, что она отвергнет мою ласку.
— Тереза, — неожиданно спросила она, закрыв глаза, чтобы сдержать слёзы, — как ты думаешь, больно умирать?
— Почему ты об этом спрашиваешь? — Тереза взглянула на неё с удивлением.
— Я думаю о дяде Джоне.
— Это зависит от обстоятельств, Каталина. Некоторые умирают спокойно и совсем без боли — во время сна, но в других случаях может быть наоборот.
— А потом, Тереза! Что будет потом? Что происходит с нами после смерти?
— Потом? — Тереза выглядела озадаченной.
— Никто не знает, что случится с нами после смерти. Когда я была маленькой девочкой, моя мама, очень набожная женщина, говорила нам, что, если мы будем добрыми, то пойдём в небо, а если будем плохими, то попадём в ад. Я думаю, что она была права, бедная женщина. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как я задумывалась о религии, да и вашему отцу не понравился бы наш разговор об этом.
— Я знаю это, Тереза, но мысль об этом приходит ко мне всё чаще и чаще. Наша мать была набожной женщиной?
— Не совсем, по крайней мере, пока она не заболела. Её родственники из Виллара, твои тётя и дядя Джон, прежде писали ей прелестные письма о Боге, небе и молитве. Ваша мать обычно вздыхала, прочитав их, и иногда она, бывало, читала мне страницу или две из этих писем и говорила: «Моя добрая Тереза, мы обе должны задуматься об этом! Моя сестра в своей хижине на склоне горы в Вальденсе намного счастливее нас, живущих в изобилии. Должно быть, это замечательно — не бояться смерти и любить Бога всем своим сердцем». Когда она заговорила об этом с вашим отцом, то он рассмеялся в ответ и сказал: «Не беспокойся об этом, любимая, ты не можешь быть лучше, чем ты есть сейчас, и я рад, что ты не похожа, на тех набожных женщин, которые пытаются — рассказать тебе, что случится после смерти. У тебя будет много времени подумать об этом, когда придут твои последние дни, а с твоим хорошим здоровьем ты можешь рассчитывать на то, что доживёшь до глубокой старости».
— Но ведь отец ошибся, Тереза?
— Да, он, без сомнения, ошибся, несчастный. Никто не мог подумать, что, пожаловавшись на лёгкую боль в горле после обеда в понедельник, она умрёт в четверг.
— Что такое дифтерия, Тереза?
Тереза только могла со слезами сказать:
— Бедная, бедная моя любимая! Я никогда не забуду её последние часы и отчаяние вашего отца. Уже при первом посещении доктор сказал, что надежды нет. Я думала, что сойду с ума, когда услышала это! Я хорошо помню день, перед тем как она — молодая и красивая — заболела. Она работала, напевая, и вдруг ужасная боль сдавила её горло.
— А потом, Тереза, ты помнишь, она не могла даже поцеловать нас на прощание.
— Дорогие мои, это было для неё огромной болью, когда ей сказали, что болезнь очень опасная и заразная. Ну что уже это! Каталина, я не хотела довести тебя до слёз, и я уже много раз рассказывала тебе эту историю и теперь, пожалуйста, опять пересказываю её, глупая женщина!
— Нет, нет, Тереза, продолжай, — попросила Каталина, всхлипывая. — Я всегда рада, когда ты рассказываешь о нашей любимой маме.
Теперь и я тоже не могла сдержать слёзы. Я стояла на коленях рядом со старой служанкой, и та, оставив своё вязание, погладила меня по голове.
— Ты не знала её, дорогая Лиза. Много раз во время её болезни она особенно просила позаботиться о тебе и любить тебя, как собственную дочь. Да и наказывать тебя также... Временами я спрашиваю себя, хорошо ли я исполняю её просьбу?
— О Тереза, — прерывая её, воскликнула Роза и громко захлопнула раскрытую книгу. — Ты действительно исполнила свой долг. Что бы мы делали без тебя? Конечно, я не могу сказать, — и Роза улыбнулась, — что твои наказания были многочисленны, но отец позаботился об этом. Отец наказывает нас, а твоё дело — любить.
— Помните, ваш отец также любит вас, и только горе от потери вашей матери делает его более строгим, чем он есть на самом деле. Открой окно. Роза, я почти ничего не вижу, а я должна довязать этот чулок, прежде чем закончится сегодняшний вечер.
Роза открыла окно, и лёгкий ветерок проник в комнату и наполнил её запахами сада. Тереза продолжила:
— В тот день после ухода доктора ваша мать позвала меня и спросила: «Тереза, скажи мне правду. Доктор думает, что я умру, не правда ли?» Я не знала, что ей ответить. Ваш отец надеялся, невзирая на заключение доктора, что она поправится, и не хотел, чтобы я сказала вашей бедной матери, что её болезнь опасна. Но вот она лежит передо мною и, сложив умоляюще руки, просит, чтобы я сказала правду. Она говорила с большим усилием, и я боялась, что скоро она не будет в состоянии произносить слова, и поэтому я, плача, сказала ей всю правду.
— А потом?
— Затем она сказала мне: «Тереза, я боюсь умирать! Я боюсь! Я боюсь!» — «Но, госпожа, — сказала я, — зачем вам бояться? Вы всегда были так добры ко всем. Бог возьмёт вас на небо». Но она никак не могла успокоиться. «Согласно нормам этого мира, возможно, да, Тереза, но если взять Божий стандарт! Я понимаю, что вскоре предстану перед лицом Иисуса Христа, а я не готова! Нет, нет, позволь мне говорить, Тереза! Я исполнила свой долг по отношению к моему мужу и моим детям, но я забыла Бога. Я не любила Его и не обращалась в молитве к Нему, и поэтому мне страшно встретиться с Ним. О Тереза, я боюсь умирать». Я могла только повторить:
«Добрый Бог простит вас, госпожа. Он всегда такой хороший и добрый. Он сжалится над вами, потому что вы никогда никому не причинили вреда». — «Ах, — ответила она, — если бы я только слушала свою сестру и её мужа! Сколько раз они уговаривали меня в своих письмах отдаться Господу Иисусу, но я всегда откладывала это на потом... А сейчас я умираю! О Тереза, Тереза, неужели ты не можешь мне помочь?»
— Но, я думала, что мама умерла в покое? — неожиданно спросила Роза. — Я помню, что, умирая, она сказала, что идёт на небо.
— Да, моя любимая госпожа действительно умерла в покое. Через некоторое время после того, как она меня спрашивала, могу ли я помочь, она попросила: «Тереза, прочитай опять мне последнее письмо от сестры. Оно лежит здесь, под моей подушкой». Я прочитала ей это письмо, как можно выразительней, а когда закончила, она сказала мне: «Прочитай ещё раз, Тереза. Если бы моя умершая сестра могла бы быть здесь в эту минуту!» Я прочитала письмо дважды, но она всё ещё не была удовлетворена: «Те последние слова, Тереза. Прочитай их мне ещё раз, пожалуйста». И снова я прочитала их.
— Ты помнишь те последние слова, Тереза? — спросила Каталина, выслушав с сосредоточенным вниманием рассказ, который она так часто слышала от нашей старой служанки.
— Я не помню всё. Я бы очень хотела сохранить то письмо. Это было такое письмо, которое могло помочь любому умирающему. Несомненно, это было сокровище. Но моя бедная госпожа пожелала взять его с собой в могилу, и, разумеется, оно до сих пор там в её руках, бедный милый ангел. Как я помню, письмо заканчивалось так: «Верующий в Меня имеет жизнь вечную, и приходящего ко Мне не изгоню вон». Я читала ей эти последние строчки много раз, и она схватилась за них, как утопающий за плывущую мимо доску. Затем, закрыв глаза, не двигаясь — можно было подумать, что она спит — она разговаривала с Кем-то.
— Ты думаешь, она молилась, Тереза? — спросила я дрожащим голосом.
— Да, Лиза, она молилась. И я уверена, что Бог услышал её, потому что она сказала мне после долгого молчания: «Тереза, я верю, мой Спаситель принял меня, бедную, грешную и неблагодарную, как Своё дитя. Я откладывала спасение до последнего момента и знаю, мои грехи огромны, но любовь моего Спасителя превыше них. Но мой муж! Мои дети! Я ничего не сделала, чтобы привлечь их к Богу. О Тереза, позаботься о них! Прошу тебя, позаботься о них! Я также отдаю их в руки Господа, чтобы Он мог их спасти. Я ничего не могу сделать — слишком поздно!»
Она попросила меня позвать вашего отца, который отдыхал в соседней комнате, так как ухаживал за ней ночью, а днём, как обычно, работал. С трудом выговаривая слова, она умоляла его примириться с Богом и наставить детей на путь спасения.
— Меня очень удивляет, — задумчиво заметила Роза, — что наш отец, который так сильно любил маму, не научил нас, согласно последней её воле, этой христианской религии.
— Это ужасно, — ответила Тереза. — После смерти вашей матери, он очень сильно изменился. Он любил её до безумия, и кажется, что после её смерти, сердце его превратилось в камень, а когда я попыталась его утешить, он воскликнул с горечью: «Не говори мне о Боге и не пытайся мне сказать, что Он Бог любви. Он забрал у меня самое дорогое сокровище и разбил моё сердце и мою жизнь».
— Примерно через неделю после смерти моей несчастной госпожи он позвал меня к себе и сказал: «Тереза, ты добрая женщина. Ты воспитала мою дорогую Марию, носила её в своих руках, когда она была маленькой, и на твоих руках она отдала свой последний вздох. Она поручила своих бедных детей в твои руки, и я хочу, чтобы ты всегда была с ними, но при одном условии: ты никогда не будешь говорить с ними ни о религии, ни о молитве, ни о церкви, ни о чём-либо подобном. Слышишь меня, Тереза, хорошо? Ни о каком Боге! В своей жизни я молился очень редко, но в ту последнюю ночь, ночь, когда умирала моя жена, я молился, как никогда раньше, со всей силой и от всего сердца. Склонив колени у её постели, я пообещал Богу служить Ему, воспитать моих детей для Него, если только Он оставит мне моё самое ценное сокровище. Но Бог не сделал этого. Тогда почему я должен служить Ему?» Когда я увидела, что спорить с ним бесполезно, я пообещала исполнить всё, что он просил. Только подумайте, если бы я была вынуждена оставить вас незнакомой служанке! — И Тереза взглянула на нас троих своими огромными голубыми глазами, излучавшими нежность и любовь.
— О! — воскликнула я, пытаясь обнять её огромное грузное тело. — Что бы мы делали без тебя!
Но Тереза, готовая расплакаться, изо всех сил сдерживая слёзы, отодвинула меня мягко в сторону со словами:
— Ну-ну! Я теряю много времени из-за тебя. Вставай, вставай! Ты, как маленький мурлыкающий котёнок, просидела у моих ног на полу больше чем полчаса, а между прочим, чулки из-за этого изнашиваются быстрее, — и затем продолжала, не ожидая моего ответа: — Да, я только бедная необразованная служанка. Если я и могу читать, то только потому, что моя несчастная госпожа научила меня. И видеть вас троих и, сверх того, Луиса, растущих, как язычники, о, это почти разбивает моё сердце. А какое счастье даёт молитва!
— Ты молишься, Тереза? — спросила изумлённая Роза.
— Иногда. Видишь ли, слуги должны делать то же, что делают их господа. После смерти моей несчастной госпожи я молилась очень часто, но мало-помалу я, кажется, потеряла эту привычку. Ваш отец почти не разговаривал со мной, а вы все, кроме Каталины, были слишком малы, чтобы понять важные вещи. А среди наших соседей никогда не слышно ни о никакой молитве. Я была бы счастлива дожить до того дня, когда молитвы моей бедной госпожи обо всех нас будут услышаны.
— Жаль, что Паула ещё маленькая, — сказала Роза, — если бы она была на несколько лет старше, возможно, она смогла бы...
— А я скажу, очень жаль, что она вообще сюда приезжает, — прервала Розу Каталина. Плохое настроение снова вернулось к ней.
— О, — вздохнула Тереза, — бедняжка! Что бы она могла сделать в её возрасте! Ребёнок десяти лет никогда не смог бы изменить понятия вашего отца. Чем больше ты говоришь с ним, тем хуже он становится. Нет, если кому и придётся измениться, то это самой девочке! Она должна будет научиться вести себя так же, как и мы. Я очень надеюсь, что ей не придётся сильно страдать. Конечно, в её возрасте она быстро приспособится к окружению, и, в конце концов, у вашего отца доброе сердце. Ну вот! Наконец чулок готов! Как раз вовремя, потому что я почти ничего не вижу. Какой сегодня был прекрасный день! Фрукты поспеют очень быстро, если такая погода продержится ещё несколько дней.
Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять... Большие часы Дарнетала вернули нас в настоящее время.
— Девять часов! — воскликнула Тереза. — Как быстро пролетело время! Лиза! Пора спать!
— Тереза, пожалуйста, разреши мне остаться ещё несколько минут, так приятно посидеть здесь у открытого окна.
— Да, но завтра утром не будет так приятно, когда тебе придётся встать рано, чтобы не опоздать на занятия. Не правда ли? Теперь иди, Лиза! Никаких глупостей!
— Вот, возьми это, — сказала Каталина и протянула мне восхитительный апельсин, который купили для неё, — ты можешь взять его, если пойдёшь в кровать сейчас же!
— О! — воскликнула я с лучезарной улыбкой. — Я очень люблю тебя, дорогая Каталина.
— Ты любишь меня или апельсин?
— Тебя и апельсин, и Терезу, и папу, и Розу, и Луиса, и Паулу.
— Хорошо! Хорошо! Иди спать, — сказала Каталина, высвобождаясь из моих объятий. — Если ты сейчас же не пойдёшь в кровать, то я заберу у тебя апельсин.
Смеясь, я опять обняла её, потом Розу и помчалась в свою комнату, захлопнув дверь Каталины с таким шумом, что весь дом задрожал.
