Ор. Название: Paula the Waldensian (Eva Lecomte)
Перевод: Валентина Коливаєва
© Христианское просвещение 2002
Серия: Семя веры 6
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20
ЮНАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА
На следующий день Паула имела деловой разговор с моим отцом об этом деле.
— Теперь больше не беспокойся о Бретоне, Паула, — ответил он. — Того, что он умеет делать, достаточно для того, чтобы заработать на жизнь, и если он хочет честно работать и не тратить все свои деньги на выпивку, он сможет это делать и без способности читать. Однако, если тебя это волнует, почему ты не посоветуешь ему пойти в вечернюю школу? Я не могу вообразить себе, что с ним могло случиться, но он очень изменился к лучшему. Я только надеюсь, что это не временное изменение!
Дни стали длиннее, снег растаял. Деревья и поля начали одеваться в свои весенние одежды. Неделя за неделей дом Бретона начал чудесным образом изменяться. Свиньи, которые прежде считали его огород удачным местом для рытья земли, теперь обнаружили перед собой хорошо сделанный забор, который выдерживал все их нападения, а сам огород с хорошо ухоженными грядками демонстрировал реальную перспективу собрать в ближайшем будущем плоды лука, картофеля и капусты. Безупречно белые занавески и сверкающие квадраты оконных стёкол сменили грязные коврики и бумагу, которыми прежде пытались заслониться от зимних ветров. А дождь, который раньше поддерживал весёлую компанию ветру в этом несчастном жилище, теперь не проникал внутрь через дырки в крыше. Несомненный вид опрятности и порядка так наполнил всю усадьбу, что об этом стал толковать весь небольшой город.
— Всё это очень хорошо, но он долго не продержится, — говорили некоторые.
— Ну, мы скоро увидим, — отвечали другие. Бретону пришлось выдержать много колкостей и насмешек со стороны своих старых дружков, но он принял всё это без жалоб и не терял мужества.
— Я совсем не обвиняю тебя, — сказал он одному из своих мучителей, — потому что когда-то я был точно такой же, и я надеюсь, что однажды ты тоже станешь другим. А пока, друг, я буду молиться о тебе.
— Что бы то ни было, вы должны согласиться, что я изменился, — однажды сказал он группе мужчин, которые насмехались над ним.
— Это правда, — согласился один из них.
— Хорошо, знаете Кто изменил меня? В ответ были предложены самые различные мнения.
— Я вам скажу! — громко заявил он, и его зычный голос, который, бывало раньше, преобладал во всех компаниях, завладел их вниманием и сейчас. — Меня изменил Господь Иисус Христос. Он умер за меня, да, и Он умер за каждого из вас. Он пролил Свою кровь на Голгофском кресте для того, чтобы сохранить всякого, кто подчинится Ему в искреннем покаянии, от ада. Потом Он сделает и другую вещь! Его Святой Дух забирает все плохие привычки у каждого, кто отдался в Его руки. Он сказал:
«Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете!» Сейчас посмотрите на меня внимательно! Вы знаете, какой у меня был ужасный характер. Вы приложили много стараний за эти последние недели, чтобы рассердить меня, но вы не достигли своей цели. Только это — уже чудо. Вы можете говорить мне, что вам нравится, но вы не выведете меня из себя. Скажу вам, что это тоже не моя заслуга! Это Сам Бог сделал во мне что-то такое, чего я сам до сих пор не могу до конца понять. Все деньги, которые я зарабатываю, я отдаю в руки моей жены, потому что знаю: она распорядится ими лучше, чем я! Затем ещё одно! Когда я утром просыпаюсь, прошу Бога помочь мне, и Он помогает. Вечером, перед тем как ложиться спать, молюсь опять. Я ещё скажу вам, что если бы я умер, то пошёл бы в небо, где я встречу мою любимую старую мать, не потому что я заслужил его, но благодаря Христу! И это не потому, что я лучше всех вас. Нет! Среди вас нет ни одного такого никудышного человека, каким был я, но если Бог мог изменить и простить такого зверя, как я, то Он, несомненно, может сделать то же для всех вас. Всё это я говорю для того, чтобы вы все сделали то, что я сделал. Отдайте себя в руки Христа!
Мало-помалу его мучители поняли, что все попытки вернуть Бретона к старому бесполезны; они поутихли, а у бывшего пьяницы началась новая жизнь с новыми занятиями.
— Вы, без сомнения, выглядите очень счастливым, — сказала Паула Бретону, когда мы как-то вечером проходили мимо его огорода, где он работал, весело насвистывая.
— Это точно, я очень счастлив, — ответил он, поднимая голову. — Только один груз есть у меня на сердце.
— А что именно? — полным сочувствия голосом спросила Паула.
— То, что я не умею читать.
— Я думала, что вы не очень заинтересованы в этом.
— Да, я знаю, мадемуазель, но раньше я не осознавал, сколько теряю, а сейчас я отдал бы мою правую руку за то, чтобы научиться читать.
— Бедный Бретон, — сказала я. Мне казалось, что мы были совершенно беспомощны в решении этой проблемы.
— Это не для того, чтобы я мог стать благородным господином и тому подобное, — Бретон повернулся в мою сторону, — просто я хочу читать великую Книгу, которая рассказывает Боге и Его Сыне Иисусе Христе. Также я бы хотел помочь моим детям, чтобы у них появились лучшие возможности, чем я давал им до сих пор. Но что делать! Я всего-навсего бедный невежественный человек и полагаю, что останусь таким навсегда.
— Почему бы вам не пойти в вечернюю школу?
— Нет, мадемуазель, — покачал головой Бретон, — всё это очень хорошо для молодых парней, которые уже немного чему-то научились и желают знать больше. Но я? В моём возрасте? Я даже не могу отличить букву А от буквы Б, и у меня такая тупая голова, что со мной очень скоро устанут самые лучшие учителя.
— Ну предположим, я могла бы попробовать учить вас, — сказала застенчиво Паула.
— Вы, мадемуазель, это было бы другое дело. Я верю, что если бы вы меня учили, я, возможно, смог бы научиться читать. — И Бретон на момент опёрся на свою лопату. — Вы такая приветливая, добрая и терпеливая, что я бы не побоялся ваших подсмеиваний над моими бестолковыми усилиями. Но что напрасно думать об этом деле, я уверен, что хозяин никогда не разрешит это.
Действительно, пришлось приложить много усилий, чтобы убедить моего отца, но в конце концов Паула добилась его разрешения.
Бретон приходил каждую субботу вечером. Тереза вначале была немного недовольна тем, что её кухня превратилась в вечерню школу для такого грубого и невежественного рабочего, но наконец смирилась с этим «ради Иисуса Христа», как сказала Паула.
Было одновременно трогательно и комично наблюдать за усилиями, которые прикладывал Бретон, когда пытался показывать одним огромным пальцем буквы, на которые ему указывала Паула. Он отвечал, запинаясь, делал много ошибок, но никогда не падал духом. Временами, когда данное задание казалось ему слишком сложным, с него начинал литься пот. В такие моменты он на мгновение обхватывал руками свою голову, а затем с глубоким вздохом начинал сначала.
— Оставь его в покое! — сказала Тереза. — Бретон похож на меня. Он никогда, никогда не научится читать.
— Почему? — сделав большие глаза, спросила Паула. — Я не могу отказаться от него до тех пор, пока он сам не бросит. Между прочим, Тереза, ты забыла, как долго я училась шить? Но в конце концов я научилась, не правда ли?
После этого Тереза хранила молчание. Но как только Бретон преодолел свой первый барьер в учении, его прогресс стал поистине поразительным. На фабрике его «Букварь» был всегда с ним. Во время обеденного перерыва он или самостоятельно делал уроки или упрашивал своего более учёного товарища по работе помочь ему. Паула изумлялась, когда увидела, как быстро он теперь может выучить и стихи из Нового Завета, и гимны вальденсов, которые она запомнила, когда ещё жила дома в долине.
Однако через неделю или две она заметила, что он немного утратил способность соображать, и испугалась, что он устал от своих занятий.
— Что случилось? — наконец спросила она его.
— О, ничего, — застенчиво улыбнулся Бретон.
— Скажите мне, Бретон, что у вас на уме?
Он с громким хохотом ответил:
— Я уверен, что ты бы смеялась надо мной, если бы я сказал тебе, и на это есть все основания!
— Я никогда ни над кем не насмехаюсь, — ответила Паула укоризненно.
— Да, мадемуазель, я должен это знать лучше, чем кто-нибудь другой! Ну, возможно, будет разумно рассказать тебе. Если ты должна знать это, пусть будет так. Я узнал, что очень многие хотят прийти ко мне сегодня вечером.
— К вам домой сегодня вечером? Я боюсь, что я не поняла, — сказала Паула.
— Ну, понимаете, у меня есть четыре, даже пять моих старых друзей, которые тоже хотят научиться читать.
— О чём ты это говоришь? — Тереза оставила своё вязание и стала перед Бретоном.
— Это истинная правда, мадемуазель Тереза, но когда вы немного задумаетесь над этим, то в этом нет ничего необычного. На фабрике все знают, как я счастлив и как сильно изменился. А как они все насмехались надо мной, когда я начал учиться читать, точно так же зло они подшучивали надо мной и раньше, когда Иисус Христос спас меня и я научился молиться. Но теперь некоторые из них увидели, какой я счастливый, и тоже захотели научиться читать, и кто знает, возможно, однажды они также захотят понять, как нужно молиться Иисусу Христу.
Лицо Паулы приняло серьёзное выражение, однако она медленно покачала головой.
— Вы знаете, что я бы от всей души хотела, чтобы это получилось, но полагаю, что совершенно бесполезно даже думать об этом, — сказала она грустно.
— Это то, что я предполагал, — сказал Бретон, — я очень жалею, что заговорил об этом.
— Ну я не знаю, — продолжала Паула. — Возможно, если бы дядя мог устроить как-нибудь... Я помню, когда я была довольно маленькой, то там, где я жила раньше, моя крёстная мать учила рабочих в вечерней школе. Это было замечательно. Они учились читать, писать и считать. Каждый вечер после занятий перед уходом домой они пели гимны, читали Библию и молились.
— Да, это всё очень хорошо, — сказала Тереза, — но твоя крёстная мать была намного старше тебя. Почему бы тебе не посоветовать друзьям ходить в вечернюю школу в городе? — повернувшись к Бретону, продолжала она.
— Ну, — возразил Бретон, — я знаю, что там учат многому, но они не учат о Боге. Но, как я уже сказал раньше, я жалею, что вспомнил об этом деле.
— Хорошо, — сказала Паула, — я знаю, что надо сделать. Я скажу Господу Иисусу об этом.
И Паула сдержала своё обещание.
Однажды утром Тереза, обычно совсем не страдающая чрезмерным любопытством, не могла оторвать глаз от маленькой группы людей, которые переезжали из красного коттеджа на другой стороне улицы. Несколько раз она прерывала уборку дома, чтобы выглянуть то в одно, то в другое окно.
— Это самый лучший дом в этой местности, а они съезжают оттуда, — наконец заметила Тереза.
— Какое это имеет значение? — довольно резко спросила я. В это время я мыла окна, а эта работа всегда раздражала меня.
— У меня возникла одна мысль! — ответила Тереза.
— Скажи мне свою мысль, — предложила я.
— Нет! Ты продолжай мыть окна. Я скажу тебе завтра.
На следующий день я забыла и Терезу, и её «мысль». Когда я уходила в школу, она крикнула мне вслед:
— Скажи мадемуазель Виртуд, твоей учительнице, что я хочу встретиться с ней как можно скорее. Я должна с ней о чём-то поговорить.
Мгновенно я вспомнила всё, что случилось вчера, и сразу разгадала её секрет.
— Тереза! Я уже поняла! — закричала я. — Ты хочешь, чтобы мадемуазель Виртуд поселилась в доме на той стороне улицы. Это будет просто замечательно!
Тереза попыталась придать своему лицу самое суровое выражение, но это ей совершенно не удалось.
— Ну, предположим, это совсем не так! — улыбаясь, сказала она и подтолкнула меня к двери.
Мадемуазель Виртуд пришла к нам в тот же день. Я не ошибалась. Они с Терезой тотчас же пошли на ту сторону улицы, чтобы посмотреть пустой дом, ключи от которого владелец оставил у нас. Через полчаса они вернулись.
— Всё договорено, — сказала сияющая Тереза, — она переезжает жить на нашу улицу. Долгое время я думала об этом и теперь, наконец, нужный дом освободился. Господин Буш пообещал отремонтировать забор и заново покрасить дом, и с несколькими из наших растений, которые мы посадим на огороде перед домом, он будет подходящим местом для нашей дорогой учительницы и её брата Габриеля.
— Вы, несомненно, балуете нас! — сказала мадемуазель Виртуд. — Как я рада, что мы уедем с той душной квартиры в городе. А Габриель такой бледный и слабый! Свежий воздух в деревне преобразит его!
Мы провели замечательное время, подготавливая всё, что было необходимо, к приезду новых соседей. Тереза купила несколько отлично сшитых льняных занавесок на окна маленького дома. Паула и я нарвали в нашем саду множество цветов и поставили их на камине, в спальне на полках и на подоконниках. как сияли полы и окна, когда мы закончили их мыть!
Когда наша учительница прибыла на повозке с сидевшим среди множества всевозможных мелких хозяйственных вещей Габриелем, она обнаружила, к своему удивлению, в преображённом доме знаки нашей заботы и любви к ней. Её благодарности не было конца. Это действительно был самый счастливый переезд, какой только можно было вообразить. У них не было много мебели, и примерно через час после приезда новых соседей мы всё расставили по надлежащим местам, не говоря уже о ярко горевшем огне в маленькой плите и весело поющем чайнике на ней. Трудно было представить, что ещё сегодня утром это был пустой дом. Даже Луис, который приехал домой на выходные, помогал нам привести маленький коттедж в порядок.
В тот вечер новоприбывшие жильцы ели с нами, после чего Луис на своей спине донёс Габриеля до его нового дома.
Предсказания нашей учительницы относительно Габриеля исполнились. С каждым днём он становился здоровее. Тереза присматривала за ним в течение школьных занятий, и вскоре он своим весёлым нравом завоевал любовь соседских мальчишек.
— Расскажи мне, Паула, как преуспевает твой новый ученик? — спросил мой отец одним вечером.
— Какой новый ученик? — Наша кузина подошла к креслу, в котором, читая газету, сидел мой отец.
— Конечно, Бретон. Ты ведь имеешь только одного ученика, верно?
— Пока да! — ответила она со странной улыбкой на спокойном лице.
— Пока, — повторил мой отец, — что ты хочешь этим сказать?
Паула прислонилась щекой к голове моего отца.
— Дорогой дядя, — спросила она, — можете вы мне сделать большое одолжение?
— Что ещё? — спросил мой отец, и его строгое серьёзное лицо осветилось улыбкой.
— Понимаете, Бретон уже почти научился читать, было бы просто превосходно, если бы один из его старых друзей вместе с двумя своими сыновьями могли также научиться читать.
— О Паула, Паула, — протянул мой отец, — чем всё это закончится?
Но Паулу нелегко было смутить, особенно когда дело, о котором она просила, касалось помощи другим людям.
— Почему вы не разрешаете мне учить их, дядя? — Она подошла, стала на колени у ног моего отца и взяла его за руки.
— Но ты ведь только очень маленькая ученица, Паула. Ты сама должна учиться, прежде чем учить других.
Тон его голоса был очень мягкий, но в то же время решительный, и было похоже на то, что Паула на этот раз не убедит его. Она ничего не сказала в ответ и продолжала стоять на коленях у ног моего отца, не сводя с него своих больших умоляющих глаз.
— Мы посмотрим, мы посмотрим, — сказал мой отец доброжелательно, — когда ты закончишь своё личное обучение. Кроме этого, я полагаю, ты достаточно благоразумна, чтобы понять, что эта работа вместе с твоими уроками ыла бы слишком большим бременем для такого ребёнка, как ты. Я не могу позволить тебе такое дело.
— Я думаю, что вы правы, дорогой дядя, — ответила кротко Паула, она поднялась и склонила свою голову на плечо моего отца, — и всё же, если бы вы только могли себе представить, какими счастливыми были бы Бретон и его товарищи. И кроме того, — добавила она, — я надеюсь, что если бы я учила их, они бы узнали о Господе Иисусе и приняли бы Его, как своего личного Спасителя, как это сделал Бретон.
— Мне кажется, что ты думаешь только о том, как служить своему Господу Иисусу, — в голосе моего отца послышались тоскливые нотки.
— Но разве я не Его слуга?
— Да! — сказал мой отец. — Я назвал бы тебя Его воином в полной боевой готовности!
— Это потому, что я имею такого замечательного, такого доброго и такого могущественного Командира. Я бы хотела, чтобы все узнали Его! А знать Его — это значит любить Его!
Затем наступило минутное молчание, такое торжественное и благоговейное, как будто неожиданно мы почувствовали Его присутствие, а что касается меня, то в тот момент у меня вдруг возникло никогда раньше не испытанное ощущение. Я почувствовала, как моя душа вознеслась к Богу. Я посмотрела на Паулу, она стояла с таким кротким видом, а её глаза как будто умоляли:
— О мой дорогой дядя, моя кузина, если бы вы тоже полюбили Его и приняли, как Спасителя ваших душ!
— Послушай, Паула, — сказал мой отец, — предоставь пока Бретона и его друга с сыновьями в моё распоряжение.
Паула одно мгновение смотрела на него испытующе, как бы пытаясь понять, что он задумал.
— Хорошо! — наконец сказала она.
— Ну тогда не переживай. Я попробую как-нибудь довести это дело до конца. Если я не очень ошибаюсь, то эти твои протеже не будут обижены.
— Дядя, дорогой! — закричала Паула в восторге. — Что вы собираетесь делать?
— Я ещё точно не знаю, но придумаю чт-ото. Нет! Нет! Даже и не пытайся меня благодарить, потому что я не знаю, что из этого выйдет. Но ты, несомненно, обладаешь даром просителя, — он с улыбкой положил ей руку на голову, — я не могу найти причину отказать тебе.
