Ор. Название: The Mystery of Pheasant Cottage (Patricia St. John)
Перевод с английского: N/A
© Фриденсштимме 1990
Серия: По Следам Веры 7
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16
ТРУДНЫЙ ВОПРОС
Оглядываясь на свое прошлое, я не могу понять, почему я никогда не расспрашивала о первых годах своей жизни, хотя чувствовала, что какая-то тайна окружала меня с раннего детства. Я вполне определенно знала, что не всегда жила в этом доме "Фазан коттедж" на окраине Иствудского поместья. Много лет тому назад я жила в каком-то другом месте под голубым безоблачным небом, и какой-то высокий человек носил меня на руках; и я особенно запомнила, как он однажды встал на четвереньки, а я ехала на нем верхом...
Когда я подросла, то часто спрашивала себя, был ли это мой отец, но, как ни странно, я никогда не интересовалась этим ни у бабушки, ни у дедушки.
Я также помню тот день, когда этот вопрос впервые по-настоящему заинтересовал и взволновал меня. Это было в 11 часов одним майским утром. Я и мои товарищи сидели в школьном дворе под яблоней и пили молоко. Дул теплый ветерок, опускавший розовые яблоневые лепестки на наши волосы; все было чудесно. Вдруг Гарвей, сын владельца банка, впился в меня выпученными глазами и громко спросил:
— Люси, почему ты живешь с бабушкой? Разве у тебя нет настоящей мамы и папы как у всех нас?
Я беспомощно оглянулась, надеясь найти поддержку у учительницы, потому что знала, что она бы меня обязательно выручила. Но учительницы не было рядом: она пошла искать Джека, который любил прятаться в раздевалке и сосать там леденцы. Мы были одни. Теперь и другие дети воззрились на меня, и мне надо было быстро придумать, что ответить. Я вызывающе посмотрела на Гарвея, поду- мав при этом, что он похож на жирную жабу, только вовсе не такой занимательный и интересный.
— Потому что не живу, — ответила я. — Вытри рот, Гарвей, у тебя усы от молока.
Я сказала то, что моя бабушка говорила мне почти каждый день. Сказав это, я почувствовала себя уверенной и взрослой. Но Гарвей не обратил никакого внимания на мое замечание и настойчиво продолжал:
— Ну, почему не живешь? Где они? У всех есть папы и мамы. Кто-то ведь должен был тебя родить.
Все притихли. Если я скажу "не знаю", они меня засмеют, и я расплачусь. Глаза всех были устремлены на меня. Я уже чувствовала, что на глаза навертываются слезы.
— Может, они умерли? — весело предположила Мери, моя подруга.
— Или убежали и оставили тебя, — вздохнула Дженни, которая любила читать книги для взрослых.
— Или, может, они разошлись? — вставил Бобби, знавший о разводе из опыта своих родителей.
Я опять в отчаянии оглянулась и облегченно вздохнула: к нам направлялась учительница, ведя за руку липкого и пристыженного Джека. Внимание всех переключилось на него. Я вскочила, подбежала к ней и, взяв учительницу за руку, почувствовала себя в безопасности. Но Гарвей твердо решил докопаться до глубины жизни моей семьи и пропищал с возбуждением:
— Мисс Берд, почему Люси живет с бабушкой? Я имею в виду, почему у нее нет папы и...
— Если бы у меня была такая бабушка, как миссис Фергусон, — прервала его учительница, — меня бы не интересовало, есть у меня родители или нет: она прекрасно заменяет и отца, и мать. Тебе повезло, Люси, моя бабушка умерла, когда я была еще ребенком. Вытри рот, Гарвей, у тебя усы от молока. А теперь послушайте, дети. Так как сегодня первое мая... — она сделала паузу, и мы все с волнением ждали чего-то необычного. Вопрос о моих родителях был забыт.
— Так как сегодня первое мая, — повторила учительница, — то вместо урока арифметики мы пойдем на прогулку — на луг и будем собирать лютики. Они как раз начали цвести.
Раздались радостные крики. Шестнадцать человек пяти-семилетнего возраста прыгали, скакали, плясали по дороге на луг. Учительница шла позади, а я, глубоко потрясенная, семенила рядом, все еще крепко держа ее за руку... Теперь я знала, что в глубине моего сердца давно таился этот вопрос, ни разу мной не высказанный. И вот наконец, совсем неожиданно, он предстал перед всеми, и на него не было ответа...
"Сегодня же спрошу бабушку", — решила я, но тут же совершенно забыла обо всем, захваченная увиденным: перед нами расстилался зеленый луг, местами золотистый от множества желтых лютиковых головок. Все бросились собирать цветы, и скоро каждый набрал большой букет, и почти у всех носы были запачканы желтой пыльцой.
Когда мы возвратились, родители уже ждали детей около школы, и они один за другим ушли, прижимая к себе драгоценные букеты. Я жила довольно далеко, поэтому обедала в школе, и только в четыре часа учительница сажала меня в школьный автобус. Когда мы в этот раз ожидали его, мисс Берд нежно вынула из моих волос несколько яблоневых лепестков, поправила мои рассыпавшиеся локоны, неожиданно наклонилась и поцеловала меня, чему я весьма удивилась. Раньше ничего подобного не было. Может, это каким-то образом было связано с тем вопросом или, может быть, она жалела меня...
Бабушка стояла на остановке автобуса с моим любимцем — большим черным псом Шедоу, который радостно визжал в предвкушении встречи со мной. Обычно мы вместе с ним мчались домой, а бабушка прямыми и умеренными шагами шла сзади.
Но в этот день Шедоу, должно быть, был разочарован, потому что у меня не было настроения бежать с ним наперегонки. Я молча шла рядом с бабушкой, крепко прижимая свои лютики, и неожиданно задала ей свой вопрос:
— Бабушка, почему я живу с тобой и дедушкой? Разве у меня никогда не было папы и мамы? У всех детей есть родители.
Воцарилась долгая тишина. Я слышала, как пчела жужжит в сирени и свистит дрозд.
После продолжительного молчания бабушка ответила:
— Люси, твоя мама была нашей дорогой дочерью Алисой. Она умерла, когда ты была еще совсем крошкой. За тобой некому было ухаживать, поэтому дедушка и я взяли тебя на воспитание как собственную дочь.
— А разве у меня не было папы? — настойчиво продолжала я. — Почему он не позаботился обо мне? Или он тоже умер?
Опять долгое молчание. Но я терпеливо ждала ответа. Я знала, что бабушка всегда говорила правду.
— Он уехал сразу же после смерти матери, — медленно заговорила она, — и мы больше ни разу его не видели. Он был нехорошим человеком, Люси, и не мог бы правильно тебя воспитать. Теперь ты навсегда принадлежишь нам, как будто являешься нашей собственной дочерью.
Мы подошли к нашему саду. Она поджала губы и резко переменила тему разговора. Я поняла, что не должна больше задавать никаких вопросов. И не возражала.
Дедушка, увидев нас, с сияющей улыбкой приветливо помахал нам рукой. За клумбами с незабудками и желтофилями виднелась раскрытая дверь нашего дома, а из кухни доносился восхитительный запах свежеиспеченных пирогов. Быть дома — это так замечательно, спокойно и уютно... Зачем мне папа?
Но все же, где-то в глубине сердца меня тревожили далекие, полузабытые воспоминания, и это беспокойство с годами росло... Если тот высокий человек был моим отцом, он не мог быть плохим, иначе он не держал бы меня на руках и тем более не бегал бы на четвереньках, позволяя мне кататься у него на спине...
Да, это была загадка, тайна, на которую не было ответа. В течение следующих пяти лет я никому не напоминала об этом.
