Ор. Название: The Mystery of Pheasant Cottage (Patricia St. John)
Перевод с английского: N/A
© Фриденсштимме 1990
Серия: По Следам Веры 7
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16
В ИСПАНИИ
Через два дня я, ошеломленная и растерянная, стояла в жарком южном аэропорту и восхищалась быстротой испанской речи, звучавшей вокруг меня. Я еще из окна самолета увидела безбрежную ширь моря. Как только отец получил багаж, мы сели в автобус, который шел вдоль побережья, и к моей великой радости я опять увидела море. А завтра я буду купаться в нем! Только эта мысль владела мной. Я сидела молча, стараясь запомнить высокие горы и черные силуэты пальм на фоне розового предзакатного неба; огромное количество людей на улицах и в парках и больше всего — серебряную поверхность безбрежного моря.
Я настолько погрузилась в созерцание всего окружающего, что отцу пришлось похлопать меня по плечу, чтобы привлечь мое внимание. — Проснись, Люси. Нам надо пересесть на другой автобус.
Было уже почти темно, когда мы приблизительно через час вышли на какую- то площадь. Улицы были оживленные; в каждой витрине горели разноцветные лампочки; люди ели и пили, танцевали и играли на гитаре, продавали свои товары прямо на тротуаре.
— Ну, вот мы и приехали. Пойдем.
Мы взяли наш багаж, и пошли по ярко освещенным людным улицам. Вскоре мы подошли к низкому длинному дому. Это было нечто вроде бара. Люди здесь сидели прямо на мостовой, смеялись, ели креветки и оливы, пили вино. Мы прошли за угол к боковой двери, отец постучал. В следующее мгновение все было довольно запутано. Дверь моментально открылась, и я увидела на фоне яркого пламени в кухне море темных нетерпеливых лиц и сияющих черных глаз. Чей-то голос закричал:
— Люсита! Люсита! — После чего последовал поток испанских слов. Какая-то женщина бурно обнимала меня, крепко прижимала к себе и осыпала поцелуями. И мне показалось, что ее объятия и голос мне знакомы... давно... давно, под очень голубым небом.
Каким-то образом мы очутились на кухне. Она отстранила меня от себя на расстояние вытянутой руки, одновременно смеясь и плача, а какая-то черноволосая и черноглазая девочка гладила меня по голове, застенчиво улыбаясь. Еще трое темнокожих малышей с сияющими глазами окружили меня. Мой отец смеялся.
— Не пугайся, Люси, — сказал он. — Это твоя бывшая кормилица Лола, а это Розита, которая родилась в том же месяце, что и ты. Ты лежала вместе с ней в одной кроватке. А это Пепито. Когда я видел его последний раз, он был толстым карапузом. Других я тоже еще не знаю. Ты скоро научишься понимать их язык.
— Педро, Кончита, — с гордостью представила их Лола. — А это Франциско, — добавила она, вытаскивая из колыбели сонного, жмурящегося от света ребенка, и высоко подняла его. Передав его на руки Розите, она обратилась к отцу и быстро и невнятно затараторила, смеясь и жестикулируя, и к моему великому удивлению, отец, казалось, все понял и даже ответил ей.
В сопровождении всей семьи мы направились в две чисто выбеленные комнаты в задней части дома, двери которых выходили в небольшой внутренний дворик, почти полностью покрытый виноградными лозами. Позже я узнала, что такой дворик называется "patio". Посреди дворика стоял стол, накрытый к ужину. От жары и запаха жирных блюд меня затошнило, и Лола увела меня спать, не дожидаясь пока отец закончит ужинать.
Но прежде чем лечь, я открыла окно, выходившее на берег моря. и услышала тихий плеск волн. Завтра, завтра...
Яркие лучи солнца уже проникали в мою комнату, когда меня разбудили крики рыбаков, и я бросилась к окну. Я не могла высунуться, потому что окно было зарешечено, но я вдыхала соленый морской воздух и с интересом наблюдала, как тянут сеть с рыбой и возбужденно сортируют улов. Мне казалось, что я могла бы часами смотреть на переливающееся красками море и на хлопотливую суету на берегу, если бы Розита не просунула голову в дверь. Она указала на мою одежду. "Venga", — сказала она и знаками показала мне следовать за ней. Я быстро оделась и вышла во дворик. Мой отец еще спал.
Было довольно рано, но солнце ослепительно сияло.
Когда мы вышли на улицу, меня поразили разноцветные краски маленького городка: голубые скамейки на площади, ряды апельсиновых деревьев, розовые герани на окнах, пурпурно-красные вьющиеся розы на белых стенах домов. Розита и я, взявшись за руки, пошли в булочную, где купили огромные булки. Потом мы пошли в ларек прямо на мостовой; там продавец жарил омлет, кладя ленты взбитого теста в горячий жир, пока не получалась форма колеса. Розита купила и это на завтрак. И куда бы мы ни шли, повсюду она с гордостью и легким поклоном представляла меня: "Lucita, mi amiga", что означало — "Люси — моя подруга".
Это было первое счастливое утро из многих последующих. Вообще, моя жизнь в Испании протекала очень разнообразно. Каждое утро рано-рано я ходила с Розитой за покупками. Затем я завтракала с отцом, а после завтрака мы садились под виноградными лозами и читали поэзию, рассказы или другую литературу; иногда он давал мне задание написать сочинение. После этого отец поднимался писать, а я шла помогать Розите в ее многочисленных домашних хлопотах или брала на прогулку Франциско, или играла с Кончитой на берегу.
Мне никогда не приходилось встречать таких занятых людей, как Розита и Лола, и я с радостью помогала им.
Обедала я с отцом. Он часто выглядел усталым и больным после напряженной утренней работы и, казалось, что ему не хватает воздуха. Но он был неизменно мягок со Мной и радовался моему обществу. За обедом и после обеда мы беседовали на самые разные темы. Только одной темы мы никогда не касались, но однажды, когда я лежала в тени под виноградными лозами, а он сидел, откинувшись на спинку кресла, я неожиданно спросила:
— Папа, а мама знала Лолу и Розиту. — Он кивнул.
— Они были хорошими друзьями, и обе ожидали первого ребенка почти в одно время. Я вырос в Испании. Мой отец работал в консульстве, и мне казалось, что нигде в другом месте не живется так хорошо, как здесь. Я очень хотел, чтобы твоя мама полюбила Испанию. У нас был уютный гостеприимный дом здесь же, через улицу. Но когда ты родилась, она умерла. Лола кормила тебя и воспитывала вместе с Розитой. Я бросил работу, снял эту комнату и пытался заняться писательской деятельностью. Но меня ничто другое не интересовало, кроме тебя, и я не мог успешно работать.
— Но почему ты не поехал к бабушке и дедушке?
— Твои дедушка и бабушка отличные люди, Люси, но я им был не нужен. Они хотели для своей дочери солидного человека с постоянной работой, а когда она тайком вышла за меня замуж, они не хотели иметь со мной никакого дела. Не столько дедушка, сколько твоя бабушка. Твоя мама очень переживала, что так получилось. Она была уверена, что при виде тебя их отношения наладятся, и поэтому мечтала свозить тебя к ним. Когда она умерла, они прилагали много усилий, чтобы найти контакт со мной и забрать тебя. Но тогда, можно сказать, я отказался от них. Я знал только одно, а именно: ты должна быть рядом со мной. Ты очень похожа на свою мать, Люси. У меня всегда было такое желание, чтобы я знал ее еще с детства и мог бы следить за тем, как она росла и развивалась.
— А что было потом?
— А что тебе рассказывали дедушка и бабушка?
— Только то, что я тебе уже говорила. Дедушка ничего конкретного не знал, только что-то о наркотиках... и что тебя взяли в тюрьму.
— Ладно, я тебе все расскажу. Как-то случайно я встретил одного агента в кафе, хотя сейчас, мне кажется, что он уже давно следил за мной. Я был как раз тем человеком, которого он искал. Я долгое время жил в Испании, знал язык, нуждался в деньгах и был подавлен большим горем. Сначала мне это казалось небольшой услугой, но когда я понял, в каком опасном деле я замешен, было уже поздно отступать. У них есть свой закон, как поступать с изменниками. Кроме того, до некоторой степени мне нравилось это дело.
— Но как оно могло нравиться, если это нечисто?
Он с грустью посмотрел на меня.
— Тогда я не думал об этом. Я был в таком отчаянии без твоей мамы, что мне надо было чем-то заняться, чтобы все забыть. Чем — было мне совершенно безразлично. Перевозка наркотиков была опасным и волнующим делом, и у меня не было времени задумываться над тем, чем я занимался. Мне хорошо платили, я имел собственную машину, купил массу игрушек для тебя и Розиты, коляски. Он замолчал.
— А потом?
— Ну, это предприятие все росло и становилось опаснее, пока я не оказался втянутым в огромный круг международных торговцев наркотиками. К тому времени, как я сказал, было слишком поздно отступать. Я занимался этим три года, все с большим и большим риском. Моей большой ошибкой было то, что я поехал в Англию для встречи с агентом. На аэродроме меня ждала полиция. Это был конец. Я рад, что меня взяли не в Испании, иначе мне бы никогда больше не разрешили сюда вернуться.
— И когда тебя взяли в тюрьму?
— Мне разрешили сначала отвезти тебя к дедушке и бабушке, а потом, да, меня осудили на десять лет тюремного заключения. Но там сбавили срок до восьми.
— Ну, — задумчиво произнесла я, — я думаю, это не такое уж большое зло, ну, не такое, как убить или украсть, правда?
Мой отец стал серьезным.
— Люси, — сказал он, — привлечь кого-то к употреблению наркотиков, это намного хуже, чем сразу убить человека. Я понял это, когда попал в тюрьму, где у меня было много времени для размышления.
— Значит, ты очень раскаивался в тюрьме? Это было ужасное место, да?
— Ну, не знаю. Тюрьмы в Англии — это не ужасные места. Мне много времени пришлось провести в лазарете, где со мной очень хорошо обходились. Но по вечерам действительно было тяжело: закрывали на ключ в камере, нечего делать, нечем отвлечься — только думать и думать. К счастью, у меня было занятие — я писал. Приключенческие романы. А литература такого рода хорошо покупается. Что меня действительно огорчало, так это то, что я не видел, как ты растешь. И все по моей собственной вине.
— А ты никогда не сожалел об этом из-за.. .ну... из-за Бога?
— Бог?.. Верь в Бога, Люси, если хочешь, но Он для меня не сделал ничего, кроме того, что отнял мою жену. Нет, я сожалею только о жизнях, которые я помог разрушить, и о том, что ради тебя я хотел стать другим. Все, что у меня осталось в жизни, — это ты. Прежние друзья стали меня избегать, когда я вышел из тюрьмы. Осталась только ты.
— Но почему мне никто не сказал об этом? Я бы приехала и повидалась с тобой.
— Я договорился с твоими дедушкой и бабушкой, что для тебя будет намного лучше ничего не знать, пока ты маленькая. Это ведь не удовольствие иметь отца в тюрьме, которого надо стыдиться. Дети бы много спрашивали из любопытства. И ты бы никогда не чувствовала себя перед ними уверенной.
— Но почему ты не сообщил нам, когда вышел из тюрьмы?
— Я хотел, чтобы ты познакомилась со мной независимо от дедушки и бабушки, чтобы мы ближе узнали друг друга в другой обстановке. Ты сама знаешь, что они бы настраивали тебя против меня, если бы узнали, правда?
В его голосе звучала горечь и обида. Я заволновалась, потому что бабушка посчитала бы этот разговор ужасным. Но разговор с папой совсем отличался от разговора с бабушкой и даже с дедушкой. Бабушка знала все ответы и всегда говорила, как мне правильно думать. Если я думала иначе, значит я была неправа. Это меня всегда успокаивало и обнадеживало.
Но этот человек с грустными, вопрошающими глазами и с тяжелым прошлым не знал все ответы, и он хотел, чтобы я сама думала и находила ответы.
Его замечание о Боге поколебало всю мою веру. Я должна подумать и выяснить точно.
И Наш разговор был прерван нетерпеливым стуком в дверь, и Пепито ворвался с письмом в руке. — Люсита! — закричал он и протянул его мне.
Это было второе письмо от дедушки и бабушки. Когда я его взяла, меня охватила внезапная тоска по дому, как будто они протягивали ко мне свои руки через тысячи километров. Я встала.
— Я пойду под деревья напротив и прочитаю его там, — сказала я папе. В ответ он улыбнулся и кивнул.
Я знала уютное тенистое местечко под оливковыми деревьями и направилась туда мимо стройных эвкалиптов, сжимая в руках свое драгоценное письмо.
Люди, которые жили невдалеке от нашей гостиной, знали меня, и я обычно весело здоровалась с ними по-испански; мне это очень нравилось. Но сегодня я никого не встретила. Только одна старая женщина сидела на пороге дома и чистила песком поднос, в то же время наблюдая за козой, которая паслась рядом. Я поздоровалась с ней и приостановилась. В ней что-то напоминало мне бабушку. Впервые со времени приезда в Испанию я по-настоящему ощутила тоску по дому, а тень будущего казалась еще более угрожающей, потому что мне скоро надо будет решить: с кем я хочу жить. Я повернулась к женщине и увидела, что ее загорелое лицо светится любовью, и она тоже смотрит на меня. Меня странным образом потянуло к ней, она подвинулась, я села рядом и погладила кошку. Это обрадовало ее. Она встала, открыла дверь и указала на корзинку под столом — там копошились котята. Я вошла и несколько минут поиграла с ними, оглядывая комнату. Она была почти пустая и очень чистая. В углу стояла застеленная одеялом кровать, тростниковый коврик на полу, потом еще стол, стул и комод, а на нем какая-то книга в черном переплете, похожая на бабушкину Библию. Я посмотрела внимательней, на обложке золотыми буквами были выгравированы слова "La Biblia". Значит, эта старая женщина верит в Бога, и если то, что говорила моя бабушка, — правда, то один только Бог может мне помочь. Мне надо обязательно обдумать это и попытаться найти ответ. А когда я лучше выучу испанский язык, я опять приду сюда и поговорю с ней.
Итак, я простилась с ней; она погладила меня по голове и знаками пригласила приходить еще. Я кивнула и пошла дальше мимо фермы, окруженной высокой стеной. Оттуда пахло свиньями, козами, диким чебрецом и мятой. Я села под оливковое дерево и принялась читать письмо.
Они мне оба написали. Письмо от бабушки было полно добрыми советами: она просила меня регулярно мыть голову, быть осторожной в море, не выходить одной и как можно скорее возвращаться домой. "Мы каждый день молимся о тебе и предаем тебя в руки Бога. Я думаю, что там нет английской церкви, но ты всегда молись перед сном и доверяйся твоему небесному Отцу", — так заканчивалось ее письмо.
Дедушкино письмо изобиловало словами любви, и было полно новостей: о моих школьных друзьях, о Шедоу, о кошке, о цветах, о церкви и о многих дру- гих незначительных, но важных для меня мелочах. Я долго сидела, перечитывая каждое предложение по несколько раз, и наконец вернулась еще раз к концу бабушкиного письма: "Всегда молись перед сном и доверяйся твоему небесному Отцу". "Бог? Верь в Бога, если хочешь, Люси, но Он для меня не сделал ничего, кроме того, что отнял мою жену"... О, кто же прав? Как это выяснить? Ответит ли та старая скучная Книга на этот вопрос? Я решила попытаться еще раз, потому что чувствовала, как меня терзают сомнения, и сейчас я больше чем когда-либо нуждалась в помощи, в том, кто мог бы мне посоветовать. Я ведь все еще не решила, с кем мне остаться.
Сегодня пятница. Через два дня воскресенье. А в воскресенье я, естественно, смогу попросить Библию, потому что в этот день все идут в церковь. В воскресенье я еще раз попытаюсь найти ответ.
