Ор. Название: The Mystery of Pheasant Cottage (Patricia St. John)
Перевод с английского: N/A
© Фриденсштимме 1990
Серия: По Следам Веры 7
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16
НОВЫЙ ДРУГ
Там, где я сидела, было спокойно и мирно; только журчание ручья и приглушенная возня птиц в гнездах нарушали тишину. Вдруг Шедоу поднял голову и зарычал. Оглянувшись, я увидела мальчика, который хромая шел вдоль ручья. У него было приятное лицо, густые темные волосы и карие глаза, довольно далеко расположенные друг от друга. Он был моего возраста.
— Эй, — выкрикнул он бесцеремонно, — у тебя случайно нет носового платка?
Я вынула из рукава джемпера довольно грязный платок. Он сел рядом и вытянул ногу. Она была сильно порезана и кровоточила.
— Пойди и сначала опусти ее в холодную воду, — посоветовала я, вспомнив руководство по оказанию первой помощи. Он повиновался. Затем я крепко перевязала ему ногу, и мы стали наблюдать — просочится ли кровь через платок. Мне редко приходилось иметь дело с мальчиками, и я стеснялась их, но мальчик в беде — это другое дело.
— Как ты поранился? — спросила я.
— Ходил по воде и наступил на стекло.
— Но тебе вообще не полагается здесь быть. Это фазаний заповедник и частное имение. Он обаятельно улыбнулся и спросил:
— Тогда что здесь делаешь ты?
— О, я здесь живу, — с важным видом ответила я. — Мой дедушка тридцать лет был главным садовником этого поместья. Владельцы всегда приносили ему пару фазанов после охоты.
— Да? — удивился мальчик. — А тебе не скучно играть одной в таком обширном поместье? Я думаю, было бы гораздо веселее, если бы еще кто-нибудь здесь был.
— Да, конечно, — медленно проговорила я. — Было бы интересней. А ты часто приходишь сюда?
— Я здесь сегодня первый раз. Мы совсем недавно переехали сюда жить. Я пришел не через ворота, а со стороны луга и перелез под оградой. Я занимаюсь в кружке любителей природы и готовлю доклад о жизни разной дичи в этой местности. Эти леса — самое лучшее место для наблюдения, и меня очень интересуют фазаны. Я хочу ниже по ручью сделать запруду, чтобы образовался пруд. И тогда больше животных будет приходить туда, чтобы напиться, особенно по утрам. О, посмотри на мою ногу.
Платок покраснел от крови. Надо было немедленно что-то предпринять.
— Ты где живешь? — спросила я.
— В Истберри. Но я не смогу так далеко идти пешком. Пока я дойду, я истеку кровью.
— Ну, тогда пойдем к нам домой, бабушка перевяжет тебе ногу и вызовет такси. Мы живем около главных дорог. Это минут десять отсюда.
— А она ничего не будет иметь против? Я ведь, в конце концов, браконьер.
— О, нет. Ее не интересуют фазаны. Этим интересуется мой дедушка, но он сейчас в теплице и так занят своими помидорами, что ему и в голову не придет спросить, что ты здесь делаешь. Идем.
Нам понадобилось почти двадцать минут, чтобы дойти до дома, потому что ему трудно было идти. Он опирался на палку и ковылял вперед, стараясь не отставать от меня. По дороге мы разговаривали, и я многое узнала о нем. Его имя Дональд, но он сказал, что мне можно называть его просто Дон; ему двенадцать лет. Его отец совсем недавно, перед Рождеством, принял на себя гостиницу и преуспевал в своей должности. Он явно гордился своим отцом, это было заметно. У него не было ни братьев, ни сестер. Он учился в интернате, поэтому здесь ни с кем еще не подружился.
— А ты? Что ты здесь делаешь совсем одна.
— Я просто думаю, размышляю. — Просто сидишь и думаешь? А о чем?
— Так, ни о чем особенном... Вот мы пришли. Это наш дом.
— Какой причудливый сад! Ты живешь с дедушкой и бабушкой?
—Да.
Он остановился, вдыхая запах нарциссов и миндального дерева, которое было в полном цвету. Я видела, как он восхищался нашим домом, садом. Наконец он опять удивленно заговорил:
— Ты все время живешь здесь? А где твои родители?
— У меня нет... ну, вообще-то у меня нет... Моя мама умерла... вот об этом я и думаю все время. Посмотри, вон моя бабушка... Бабушка, я привела мальчика. Он поранил ногу.
Бабушка поспешно направилась к нам через лужайку с добродушным и озабоченным видом. Минуту спустя Дональд уже сидел на стуле в ванной и мыл свою ногу, а бабушка суетилась рядом.
— Я думаю, на рану нужно наложить швы, — заметила она, рассматривая порез. — К вам можно позвонить домой, чтобы твой отец приехал за тобой? Дедушка мог бы позвонить с автомата. Люси, будь умницей, приготовь чай!
— Да, отец дома, у нас и машина есть, — ответил Дон. — Я сейчас запишу номер. Скажите ему, где я нахожусь. Я буду ждать его около садовой калитки.
Дедушка поспешил к автомату, бабушка завязала рану, а я приготовила чай в летней кухне. Дон заковылял вниз, выпил большую чашку чая, с жадностью проглотил два куска бабушкиного шоколадного пирога и заторопился к садовой калитке, чтобы не заставлять ждать своего отца. Мы тоже вышли с ним.
— Большое спасибо тебе, Люси. Со мной бы плохо кончилось, если бы не ты и твоя бабушка. Можно я опять приду сюда, если будет лучше с ногой? Я так хочу сделать запруду. Ты поможешь мне, Люси? А вон и мой отец!
Машина резко затормозила, водитель дал приветственный сигнал и выскочил из машины. — Что произошло, Дон? — спросил он. — Ты можешь ходить? И где та добрая леди, которая спасла тебя?
Бабушка подошла и сказала, что она была рада доказать посильную помощь. И что на рану, вероятно, надо наложить швы. Дон стоял, улыбаясь во весь рот, очень довольный этим приключением и своим отцом. Дедушка принес букет нарциссов, и мы расстались самым дружеским образом.
— До свидания, Люси, — говорил Дон, ковыляя к машине. — Мы скоро увидимся.
И пока они не скрылись из виду, он махал мне рукой. Я медленно пошла домой. Бабушка стояла в дверях и, казалось, была очень довольна собой.
— Люси, — сказала она, — сегодня днем я звонила мисс Берд. Я подумала, что ты была бы рада поехать куда-нибудь на каникулы. Она говорит, что может устроить тебя на неделю в лагерь в Дербишире. Ты согласна?
Я безучастно смотрела на нее. Если. бы она сказала об этом вчера, я бы сошла с ума от радости. Но сегодня... Если я уеду, я не смогу помочь Дону сделать запруду, наблюдать вместе с ним за белками по утрам.
— Не знаю, бабушка, — неуверенно произнесла я, — там ведь не будет девочек с нашей школы, правда? Последний раз было совсем другое дело. Тогда я была вместе с Мери в одной палатке. А из тех девочек я никого не знаю.
— Ну, я думаю, что к концу недели ты с ними хорошо сдружишься, — ответила бабушка. — Но как хочешь. Мы же не хотим избавиться от Люси, правда, дедушка? Я просто подумала, что тебе одной дома скучно будет все каникулы... А может, ты можешь кое-кого из своих друзей к нам пригласить?
— Я не чувствую себя одинокой, бабушка, — тихо ответила я. — Я лучше останусь здесь в Истберри.
Итак, я осталась дома и ждала Дона. Через пять дней он появился на велосипеде с перевязанной ногой. Мы с бабушкой только что вернулись из города и как раз пили чай, когда он приехал. Он, конечно, присоединился к нам. Он быстро поладил с дедушкой и бабушкой. У него их никогда не было, потому что, как он объяснил, его отец был сирота, а мать. родом из Южной Африки. И он, казалось, обрадовался тому, что мог теперь иметь общение с моими дедушкой и бабушкой. Он хорошо поел, потом предложил пойти к ручью.
Это был первый из тех последующих счастливых дней. Утро и вечер, по утверждению Дона, были самым лучшим временем для наблюдения за жизнью животных и птиц. Кроме того, он должен был весь день работать дома, чтобы заработать себе на новый велосипед. Он всегда старался возвратиться домой ровно к девяти часам утра. Он, казалось, думал, что гостиница потерпит крах, если он чуть-чуть опоздает.
Мы выкопали достаточно большой водоем, отвели туда воду из ручья и получилась запруда. Уже рано утром, после восхода солнца, я слышала звонок велосипеда и тотчас соскакивала с кровати, быстро одевалась и выбегала из дому, объясняя грустному Шедоу, что ему нельзя идти со мной. Мы прятались в кустах и наблюдали за птицами, белками, зайцами. А однажды, совсем неожиданно, мы увидели лисицу, игравшую с своими тремя детенышами: они пытались укусить ее за хвост, но она лапой переворачивала их на спину, и они беспомощно болтали в воздухе лапками. Наконец она, утомившись, легла на бок, и малыши стали сосать. Мы неподвижно сидели, пока они не закончили завтрак, потом лисица побежала в глубь леса, и малыши нетвердо засеменили за ней.
Наш разговор редко касался личного. Он рассказывал мне о птицах и о лисицах, об ископаемых и о радарных установках, о том, чем занимался его отец, а я рассказывала ему содержание прочитанных книг. И только в середине каникул Дон задал мне вопрос, которого я боялась все это время. Это был всегда один и тот же вопрос, на который я до сих пор не могла ответить. Но теперь, когда я знала ответ, было еще труднее.
Мы уже возвращались домой тихим серым апрельским вечером, как всегда, обращая внимание на все, что нам встречалось на пути. Я остановилась, чтобы разглядеть пальчатые листья, показавшиеся из почек каштана, а Дон вглядывался в окружающее через бинокль, подаренный ему отцом на день рождения.
— Я очень хорошо вижу дрозда, — возбужденно воскликнул он. — Можно даже сосчитать пятнышки на его груди. Отец знал, как мне нужен бинокль, и подарил мне самый хороший. Люси, а что случилось с твоим отцом? Он тоже умер?
Внезапно я почувствовала, что меня этот вопрос больше не пугает. Мне необходимо было поделиться своими мучительными мыслями с человеком, с которым я могла говорить открыто. И этим человеком был Дон.
— Садись на этот ствол, Дон, я тебе расскажу. И я рассказала ему все о моем прошлом и о письме, как я украдкой сошла вниз и искала его; все о дедушке и бабушке, об их страхах и о самой главной проблеме, из-за которой я ночами не могла спать: что мне делать, если он приедет?
— Как бы ты поступил, Дон, если бы твой отец был плохим человеком и сидел в тюрьме? — спросила я в заключении.
Дон, тряхнув густыми каштановыми волосами, ответил уверенно, и не колеблясь:
— Я постарался бы как-то найти его и сказать ему: "Мне все равно, что ты сделал, папа, я все-таки останусь твоим сыном".
