Ор. Название: The Mystery of Pheasant Cottage (Patricia St. John)
Перевод с английского: N/A
© Фриденсштимме 1990
Серия: По Следам Веры 7
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16
ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ
На второй день Троицы, в понедельник, я навестила мистера Смит. Он, как всегда, писал и выглядел усталым и обеспокоенным. Но он всегда был рад видеть меня и находил время, чтобы поделиться со мной впечатлениями от нового стихотворения или рассказа, понравившихся ему.
— Ну, Люси, — приветствовал он меня, — ты пришла, чтобы рассказать о твоей большой тайне?
Он откинулся в удобном кресле, а я устроилась на подлокотнике, счастливая от того, что с ним я чувствовала себя так хорошо, как ни с кем другим из взрослых, и могла говорить обо всем без утайки. — Да, да, сейчас я могу вам рассказать, потому что все уже кончилось. Но мне придется начать с самого начала и рассказать вам все о моем отце. Знаете, он сделал что-то очень плохое, когда мне было три года, и его посадили в тюрьму.
Я с тревогой взглянула на него, чтобы узнать, как он это воспринял, но он только сказал:
— Продолжай, Люси.
И я поведала ему всю историю так, как я уже рассказывала Дону и дежурному в тюрьме. Как и они, он слушал меня, не перебивая, и сидел тихо, склонив голову. Я подумала, что он уснул, и замолчала.
— Вы спите? — тихонько спросила я. Он быстро поднял голову:
— Нет, не сплю. Я слушаю. Но, Люси, скажи мне вот что. Если он был таким плохим человеком, почему ты хочешь увидеться с ним? Ты счастлива с дедушкой и бабушкой. Разве не лучше было бы совсем забыть о нем?
На глазах у меня выступили слезы:
— Я и сама иногда думала об этом, но Дон и мое сердце говорили мне другое. И я отважилась на поездку, но все напрасно.
Я сжала кулаки.
— Он ведь мой папа! — почти закричала я. — Даже если он сделал что-то плохое, я все же...
Голос мне отказал, и слезы ручьем побежали по щекам. Мистер Смит вынул из кармана свой платочек и подал мне. Через некоторое время я могла продолжить:
— Я не забыла его... Я поехала... А это было ужасно трудно... но он забыл меня. Он уже почти два месяца на свободе и до сих пор не приехал... Если бы я была нужна ему, он бы давно приехал, не правда ли?
Наклонившись вперед, мистер Смит положил руку мне на плечо..
— Он приедет, Люси, — произнес он тихо, — и будет счастлив увидеть такую смелую, преданную маленькую дочь, которая ждет его. Видишь ли, когда люди выходят из тюрьмы, они иногда стыдятся и боятся. Судя по тому, что ты рассказала, твои дедушка и бабушка невысокого мнения о нем, не так ли? Что бы они сделали, если бы он приехал?
—Они... они сказали, что я сама могу решить. Но они не хотели бы, чтобы я ушла от них. И... ну... он был плохой человек, а они хотят, чтобы я выросла хорошей, и я не могла бы оставить их... я не знаю, что мне делать!
Слезы опять готовы были брызнуть из глаз, потому что самой решить эту проблему казалось слишком трудным, и я не знала, кто бы мне мог помочь. Но мистер Смит тоже не мог посоветовать мне, как поступить. Он только сказал:
— Он был плохим восемь лет тому назад, Люси, но восемь лет — это долгий период времени. Люди иногда меняются, особенно, если у них есть дети, которые ждут их. Не беспокойся, я думаю, он приедет в свое время, а когда он приедет, ты будешь знать, как правильно поступить.
Когда я вернулась домой, дома никого не было. Дедушка и бабушка ушли на выставку цветов: дедушка выставлял там свой душистый горошек. Шедоу, виляя хвостом, подбежал ко мне и залаял на мой велосипед. Он не любил его, потому что, когда я садилась на велосипед, это означало, что он не должен идти со мной. Опустившись на лужайку с маргаритками, я крепко обняла Шедоу: его присутствие было весьма утешительным, хотя он и не мог сказать мне, что делать.
Бабушка часто советовала мне молиться, но у меня было такое впечатление, что меня никто не услышит. Я думала, Бог слишком отдален от меня, чтобы Ему услышать мои слова.
Давным-давно, когда я была еще совсем маленькой, я пошла с бабушкой в какой-то дом, чтобы позвонить дедушке, который лежал в больнице. Как только она вышла из комнаты, я тоже сняла трубку и весело начала болтать с дедушкой, но бабушка, вернувшись, нашла меня горько плачущей, потому что он мне не отвечал. Она посадила меня на колени и объяснила, что сначала надо установить связь. И теперь, когда я молилась, я часто вспоминала о не- установленной связи в том телефоне.
Может, Бог не слышит, потому что я такая обманщица... Я прижалась щекой к спине Шедоу и решила впредь быть очень хорошей, молиться каждый вечер, в церкви внимательно слушать, а не выдумывать истории, и читать Библию, даже если мне и неинтересно. Я решила больше помогать бабушке по дому и дедушке в саду, а не убегать каждый удобный момент и играть. И еще я решила упорно работать над теми предметами, которые я не любила. Я больше никогда не буду говорить неправду или возражать, или притворяться, будто я еще не закончила уроки, чтобы не идти так рано спать. Бабушка часто говорила мне, что если я буду действительно хорошей, то Бог поможет мне в нужде. И вот теперь я решила это проверить.
Я очень старалась выполнять эти хорошие намерения. Конец семестра прошел успешно; дедушка и бабушка заметили мои старания и оценили их. Учительница математики не могла понять, что со мной произошло. Но в глубине души я сознавала, что, в сущности, ничего особенного не произошло. Я старалась читать Библию, но она казалась мне старой, мертвой книгой. Хождение в церковь, Библия и молитва представлялись мне, как три дороги, ведущие в густой туман, в который я не могла проникнуть. Была ли за туманом какая-то цель или ж? Дороги кончались там, это я не могла выяснить. Бабушка и дедушка были ревностными прихожанами в церкви. Они исповедовали свою веру на деле и мало говорили о ней, поэтому я и не знала, как говорить на эту тему.
Между тем меня постоянно мучил вопрос, словно ноющая зубная боль: что мне делать, если неожиданно он появится?
Семестровые экзамены я сдала успешно, и в первый же день каникул мистер Смит выполнил свое обещание, и мы поехали на машине в город, чтобы обменять мой призовой билет на книгу.
Бабушка ни разу не видела мистера Смита, но отец Дона так хорошо о нем отзывался, что она не препятствовала мне в любое время навещать его. После завтрака бабушка проводила меня до ворот. Я еще обернулась ей вслед и подумала, какой милой и доброй выглядит бабушка под аркой алых роз и как уютно и мирно у нас сейчас. И никто из нас не знал и не предчувствовал, что этому дню предстоит быть самым важным в моей жизни и что он нарушит ее мирное течение.
Наша поездка началась радостно. Утро было прекрасное. Я высунула голову из машины и вдыхала теплые запахи лета: запах скошенного сена, жимолости, запахи ферм и полей. Мимо на изгородях мелькали поздние дикие розы. Я тихонько запела от радостного ощущения свободы — первый день каникул! Солнце заливает все вокруг, и я еду с мистером Смитом в город.
— Счастлива, Люси? — внезапно спросил он. — Я улыбнулась и энергично кивнула. Мы уже доехали до окраины города, где над сверкающими водами реки, подобно огромной скале, возвышался храм. Там мы поставили машину в тени. Мы много времени провели в книжном магазине, выбирая книгу. Мистер Смит купил, наконец, антологию поэзии. Затем мы ели мороженое, посетили храм. Мистер Смит познакомил меня с нормандской и готской архитектурой и указал на чудесные изваяния из камня, которые я сама бы никогда не заметила. Еще мы посетили могилу короля Джона и когда, наконец, вышли на залитую солнцем улицу, было уже после обеда. Поэтому мы отправились на рыночную площадь и купили сэндвичи с ветчиной, фруктовые пирожные и лимонад.
Но, несмотря на все эти удовольствия, несмотря на увлекательные рассказы о соборе, я не могла не заметить, как плохо выглядит мистер Смит. Его сэндвич остался почти нетронутым, и он все время кашлял. Когда мы вернулись к машине, он с трудом и порывисто дышал, а когда мы оставляли город, мне показалось, что мы едем быстрее и по другой дороге. Я спросила его об этом, но он не ответил. Он поехал еще быстрее, и через некоторое время, к своему величайшему удивлению, я заметила, что наши холмы удаляются и уменьшаются. Вместо того, чтобы ехать к ним, мы ехали от них.
— Мистер Смит, — спросила я в недоумении, но без тревоги, — куда мы едем? Это дорога не домой. Наши холмы остались позади.
Но он опять ничего не ответил. И я помню, что именно в этот момент в мое сердце заползла холодная струйка страха, и мне стало не по себе.
"Почему он так быстро едет? И почему он такой бледный и странный? Неужели он похищает меня? Почему он не отвечает?" — При этой мысли страх заставил меня схватить его за руку.
— Мистер Смит! — закричала я. — Куда мы едем? Я хочу домой, а вы едете не туда . Он тотчас сбавил скорость, свернул на обочину и остановился. С минуту мы ей дели в напряженном молчании, потом он повернулся ко мне со своей мягкой улыбкой, которую я уже успела полюбить. И я поняла, что с ним я в совершенной безопасности, и удивилась, как я могла испугаться?
— Люси, — проговорил он очень тихо, — ты когда-нибудь еще думаешь о своем плохом отце?
Я кивнула и уставилась на него. В эту минуту я, возможно, начала догадываться.
— Люси, что бы ты сделала, если бы он внезапно появился?
Я продолжала смотреть на него. Свет стал проясняться... Забытые воспоминания пробуждались в моей памяти, но не бледного, усталого лица, а загорелого, улыбающегося через плечо. Я ехала на его спине... И небо было совсем голубое... Лица слились в одно. И он опять заговорил:
— Люси, я твой отец... Я хотел, чтобы мы лучше узнали друг друга, прежде чем признаться тебе. Я написал твоим дедушке и бабушке. Отец Дона отвез им письмо после обеда. Я просил их отпустить тебя на несколько недель. Я хочу, чтобы ты поехала со мной, если ты, конечно, захочешь.
Я прямо-таки онемела, потому что сбылось то, чего я ожидала, на что надеялась и чего боялась. Сбылось совсем не так, как я предполагала. Только одно для меня в этот момент было совершенно ясно — мой отец все-таки пришел. Он не оставил меня. Он был со мной все это время. Я вспомнила, что я с первого взгляда полюбила этого человека и доверяла ему. И теперь я поняла почему. На какой-то миг моя радость, казалось, подняла меня высоко в небо, но через мгновение резко опустила на землю, потому что отец спрашивал:
— Люси, ты поедешь со мной?
— Да-да... если бабушка отпустит меня.
— Я думаю, что бабушка не отпустит тебя или, по крайней мере, постарается убедить тебя не ехать. Я хочу, чтобы ты ехала прямо сейчас. Я написал им, чтобы они в половине четвертого были в гостинице. Я позвоню туда, и мы все обсудим. В конце концов, я твой отец: я имею на это право. Если ты сама захочешь.
— Но я не могу. Я должна сначала поехать домой. У меня нет с собой пижамы и зубной щетки.
— Все нужное мы купим в ближайшем городе. Ты согласна ехать?
— Я не могу. Я не простилась с бабушкой и дедушкой.
— Ты простишься с ними по телефону. Скажи им, что хочешь поехать всего на несколько недель. Я дал слово привезти тебя к началу занятий.
— Но я не могу уехать так! Они очень огорчатся, и бабушка рассердится.
— Я думаю, что они уже огорчились, и бабушка рассердилась, потому что они уже прочитали мое письмо. Но ведь они знали, что это когда-нибудь произойдет. Они, вероятно, успокоятся тем, что я оставлю тебя у них на период занятий. Они тебя правильно воспитывают, и школа, в которую ты ходишь, хорошая. Ты должна ее закончить. Я хочу взять тебя с собой пока только на каникулы, хотя мог бы забрать тебя навсегда. Но это зависит от тебя. Мы можем проститься по телефону и ехать дальше, но если ты против, мы вернемся. Я высажу тебя около ворот и поеду один. Мои вещи в багажнике, я уезжаю сегодня.
— Но почему вы не хотите войти в дом и поговорить с бабушкой и дедушкой?
— Потому что твоя бабушка еще тогда сказала, что никогда не желает видеть меня. И ты бы в таком случае сдалась и осталась. Ты не сможешь им противостоять. Итак, сейчас или никогда!.. Ты едешь?
Я молчала, хотя знала, что он ждет моего ответа так, будто от этого зависит его жизнь. Наступил тот момент, которого я всегда боялась, и я чувствовала себя раздираемой надвое. В памяти проносились картины, как на экране, незначительные, забытые события, но такие яркие и близкие: бабушка, ожидающая меня на остановке автобуса; дедушка, стоящий у калитки и всматривающийся в сумерки — не иду ли я с прогулки; Шедоу, прыгающий рядом со мной по тропинке... и многие другие воспоминания тянули меня назад, к прежней беззаботной, спокойной жизни. Я умоляюще взглянула на него и... отрицательно покачала головой.
Но тут неожиданно всплыла последняя картина. Она была яснее всех других: Дон, стоящий среди нарциссов на фоне золотисто-зеленого леса, голова его откинута, карие глаза блестят. Ясным, как звук горна, голосом он бросает мне вызов: "Я постарался бы как-то найти его и сказал бы: мне все равно, что ты сделал, папа, я все же твой сын".
Я глубоко перевела дух и... кивнула в знак согласия, прошептав:
— Я поеду только после того, как позвоню дедушке и бабушке.
Его усталое, напряженное лицо прояснилось.
— Спасибо, Люси, — проговорил он с чувством огромного облегчения. — В соседнем городе есть гостиница, оттуда мы позвоним.
Путь мы продолжали молча. Мысли кружились в моей голове, я прильнула к его плечу и старалась уяснить себе и поверить, что это мой папа.
Мы остановились в гостинице. Он заказал мне чай, а сам пошел звонить. Отсутствовал он довольно долго, но, вернувшись, выглядел веселее.
— Пойдем скорее, они ждут тебя у телефона. Я не привыкла говорить по телефону, да и не знала, что сказать.
— Бабушка, дедушка, — закричала я. — Вы не возражаете? Пожалуйста, скажите, что мне можно ехать. Видите, мой папа; уже давно был рядом со мной и с нашим домом. Бабушка, дедушка, ведь это всего на несколько недель. Я обязательно вернусь, обязательно. И я буду писать вам каждый день.
— Люси, Люси, — это был голос бабушки, настойчивый и умоляющий. — Ты сама хочешь ехать? Он не может забрать тебя, если ты не хочешь. Так и скажи ему.
— Но бабушка, я должна ехать. Ты же знаешь, что он мой папа, и он совсем неплохой человек. То все было ошибкой, а теперь он хороший человек. Бабушка, дедушка, простите меня, но мы должны дать ему возможность, правда? Дедушка говорил...
— Да хранит тебя Господь, наше дорогое дитя! — это был дедушкин голос, расстроенный, но твердый. — Не беспокойся о нас, Люси. Это должно было случиться. Только пиши чаще и возвращайся. Ну, а теперь до свидания!
— До свидания, бабушка! До свидания, дедушка! Пишите мне; поцелуйте Шедоу и скажите об этом Дону. И я вас целую!
Я неистово целовала телефонную трубку, но отец, все время стоявший рядом, мягко освободил ее из моих рук и положил на место. — Думаю, это достаточно, — сказал он. — Они понимают тебя и рады, что ты уезжаешь только на время каникул. Теперь нам пора ехать дальше.
Мы сели в машину. В моем сердце все перемешалось: сожаление, облегчение, волнение и чувство неудержимой свободы. Наши холмы и все мое прошлое остались далеко позади, и назад возврата не было. А что ожидало меня впереди — об этом я не думала.
Дорога перед нами поднималась до самого горизонта, а за ним? И только теперь меня заинтересовало, куда же мы едем, и я обратилась к нему:
— Мистер Смит... то есть, папа... а куда мы едем?
— Сейчас в Лондон. А завтра ты сфотографируешься, мы закажем тебе визу и полетим самолетом на юг Испании. Ты будешь купаться в Средиземном море. Мы остановимся у твоей бывшей кормилицы. Она очень хочет видеть тебя. У меня опять не нашлось слов; я сидела, обуреваемая волнением и восторгом — послезавтра я увижу море!
