Перевод с английского: N/A
© Фриденсштимме 1990
Серия: По Следам Веры 8
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14
Деревенская церковь
Наступила суббота. Походный цирк готовился к вечернему представлению, вызывая великую радость деревенских мальчишек, которые, освободившись от школьных занятий, то и дело прибегали посмотреть на таинственные приготовления к представлению, возвещенному еще утром при звуках дудки и кастаньет.
Напрасно Магдалина все утро искала случая исчезнуть, за нею следили... Ею начинало овладевать беспокойство. Она не знала, на что ей решиться, как вдруг раздался раздраженный голос Юдифи, которая искала и не находила поварят.
- Куда же они делись? - ворчала она. - Конечно, они прячутся где-нибудь, когда они нужны! Я не могу уйти отсюда, а между тем мне нужно молоко!
При этих словах ее взгляд упал на Магдалину, сидевшую на старом пне.
- Если бы хоть эта дрянная девчонка годилась на что-нибудь полезное, - процедила она сквозь зубы.
Магдалина встала и после некоторого колебания подошла к Юдифи.
- Не могу ли я исполнить какое-либо поручение? - спросила она, тогда как сердце ее замирало от страха и надежды.
Юдифь посмотрела на нее с презрением.
- Сумеешь ли ты пойти купить горшок молока? - грубо спросила она.
- Конечно, - ответила Магдалина, принимая из рук старухи жестяной кувшин, предназначенный для этого питательного напитка.
- Вот, возьми деньги. Я думаю, что тебе хватит этого, а главное, торопись, сегодня у меня мало времени, потому что мы должны рано ужинать.
- Пожалуй, было бы лучше не посылать девочку за молоком, - говорила себе Юдифь, видя, как Магдалина поспешно удалялась по направлению деревни. - Сын просил меня особенно сегодня не выпускать ее из виду. Но это пустяки! Куда она от нас убежит, кто ее к себе примет?
Юдифь и не думала о том, что существует Некто, заботящийся о сиротке. Его око заботливо бодрствует над ней. Рука, в тысячу раз сильнее Юдифи, готова оказать ей помощь.
Магда шла скорым шагом. Сира неотступно следовал за ней. Лишь только достигнув угла улицы и убедившись, что зоркие глаза цыганки не могли ее больше видеть, она поставила кружку на выступ стены и принялась рассматривать окружавшую ее местность. Она чувствовала, что ее решительный час настал. Сердце у нее сильно билось. Она со страхом вглядывалась в каждого из проходивших мимо нее людей. Ей казалось, что все ее планы можно было прочесть на ее лице и что люди донесут на нее... Куда идти? Где скрыться? С тоскою задавала она себе эти вопросы, идя по улице, по обеим сторонам которой возвышались опрятные домики и ухоженные сады. Вот она и перед описанной нами гостиницей. Немного далее - красивый бассейн, вода из которого стекает по шести желобам. Около бассейна толпились прачки, перебрасываясь громкими шутками, которые заглушали шум падающей воды. Тут же чисто одетые хозяйки с засученными рукавами и белыми передниками мыли в воде овощи, купленные ими к воскресенью, или же чистили кухонную посуду.
Магдалина прошла мимо кумушек, поглощенных своей болтовней и не заметивших ее. Немного далее, направо, девочка увидела пред собой маленькую деревенскую церковь, закрытую наполовину липовой аллеей. Когда Магдалина приблизилась к церкви, начали звонить в колокола, созывая на богослужение.
Она поднялась на четыре или пять ступенек, ведущих во двор, который был огражден покрытым травой забором. Сама церковь, необыкновенно простая, отличалась, однако, красивой дверью в готическом стиле, украшенной по бокам изваяниями из желтоватого камня, из которого была построена церковь. Низкая и широкая колокольня не отличалась изящностью, голубой циферблат часов не гармонировал с зелеными ставнями единственного окна башни. Но в общем церковь была живописна, оригинальна и, конечно, мила сердцу людей, родившихся и выросших под звон ее колоколов.
Бедная одинокая девочка подошла к широко раскрытым дверям. "Не войти ли сюда? - спросила она себя. - Не Божий ли это дом? Раз у меня нет крова, попробую здесь укрыться. Наш небесный Отец непременно сохранит меня. Хозяин не будет здесь меня искать", - продолжала она размышлять, бросая вокруг себя боязливый взгляд и вступая на паперть церкви.
Действительно, она была одна... Она робко вошла. Направо от двери она увидела темный угол, куда были поставлены лишние скамейки, подставки и тому подобные вещи. В глубине находилась ведущая на колокольню лестница. Здесь и укрылась сиротка от нескромных взглядов. Она забилась в уголок, защищенный старым пюпитром, и вот она в безопасности. Рядом с ней сел Сира. Пес недолюбливал звона колоколов и начал тихонько подвывать, но Магдалина зажала ему пасть своей маленькой ручкой, и к моменту, когда в церковь вступил пастор в сопровождении служителей, она успокоила его.
Не оправившись еще от своего волнения, Магдалина была не в силах вникать в богослужение. Ясные, отчетливые слова пастора долетали до нее, но она не слышала их. Все ее мысли были поглощены одним желанием: остаться незамеченной до отъезда труппы актеров, которая - она это знала - уезжает завтра на рассвете. Уедут ли цыгане или будут ее искать?... "Кто знает, - говорила она себе, - они способны и остаться здесь, и тогда, может быть, они найдут меня".
- О Боже, - прошептала сиротка, - сжалься надо мной! Сохрани меня! Не допусти, чтобы эти злые люди нашли меня в Твоем доме!
Успокойся, дитя! Бог, к которому ты взываешь, никогда не покидал тех, которые отдают себя в Его руки! Только жди и верь!
Служба кончилась. Дрожащая от волнения, Магдалина видела, как в двух шагах от нее прошел старый звонарь, медленно спустившись с колокольни по ветхой лестнице. Он и не подозревал, что среди всякого рода обломков, собранных в темном углу, пряталось человеческое существо. Он выпустил из церкви прихожан, пастора и наконец вышел сам, и Магдалина услышала, как ключ повернулся в замке... Теперь она испытала чувство радости при мысли, что она спасена, хотя в данную минуту она и была заперта в церкви.
Было около четырех часов дня. Солнечные лучи еще освещали церковь, пробиваясь через обращенное на запад окно. На зеленых занавесях, на пустых скамьях и на только что отделанной кафедре, которой немало гордились жители этой деревни, переливались золотые потоки. Опасаясь нового появления звонаря, Магдалина не решалась покинуть свое убежище.
На церковных часах пробило пять, шесть, наконец, семь часов. Девочка оставалась неподвижной, прижимая к себе голову собаки. Какое-то оцепенение овладело ею. Время тянулось бесконечно. К тому же ничем не нарушаемая тишина, царившая под этими сводами, и постепенно сгущавшаяся тьма начинали угнетать Магдалину. Она не была боязливой девочкой, но кто не почувствовал бы себя жутко в полном одиночестве в таком месте, где малейший звук сопровождался глухим, таинственным гулом?
По мере приближения ночи мужество покидало Магдалину. Она спрашивала себя, как она переживет ночь под этими мрачными сводами. Голод начинал мучить ее. Чтобы чем-нибудь утолить его, она пошарила в своем кармане, и нашла там корку хлеба, которую разделила с Сиром, но это было так мало, а больше у нее ничего не было! Вывернув свои карманы в поисках оставшихся крошек, Магдалина положила руку на свое сокровище, не покидавшее ее с тех пор, как она задумала бежать. Да, книга дедушки была с ней, и, прижимая ее к себе, она почувствовала радость от сознания присутствия Друга, ограждавшего ее от всякого зла. Постепенно страхи ее рассеялись, и вскоре маленькая сиротка уже спала в доме своего небесного Отца...
Громкий лай Сиры прервал ее сон. Через мгновение открылась дверь, и старый звонарь с фонарем в руке остановился, недоумевая, откуда может ночью попасть собака в здание, наглухо закрытое со всех сторон.
Желая унять собаку, Магдалина бросилась вперед и задела прислоненную к стене скамейку, которая с шумом упала на пол.
Растерявшийся старый звонарь испуганно воскликнул:
- Кто там?
Несмотря на свой престарелый возраст и то, что он многое пережил на своем веку, его голос слегка дрожал. Испугавшись не менее его, Магдалина осталась неподвижной, закрывая обеими руками пасть грозно рычавшего Сира. Остановившись на пороге, церковный сторож не знал, идти ли ему вперед или спасаться от невидимого врага. Наконец, ему стало стыдно, что он поддался страху.
"Никогда я еще не дрожал перед опасностью. Не будь трусом, Людовик, на шестидесятом году своей жизни. Надо посмотреть, что означает весь этот шум. Верно, какая-нибудь собака забралась в церковь".
Пробормотав это вполголоса, Людовик, подняв свой фонарь, осторожно приблизился к месту, где раздался шум. При слабом огне фонаря он увидел перед собой два больших черных глаза на бледном детском лице, взгляд которых выражал мольбу и отчаяние и напоминал взор затравленного охотником зверя. Затем он разглядел и собаку, имевшей одновременно грозный и добродушный вид.
Звонарь остановился в удивлении.
- Что ты тут делаешь? - спросил он наконец. - Как ты сюда попала?
Магдалина дрожала всем телом. Она сложила в мольбе руки:
- О, сударь, сделайте милость, сжальтесь надо мной, не гоните меня! Позвольте мне остаться здесь, иначе злые люди опять возьмут меня к себе!
Отпущенный на свободу, Сира подошел к Людовику, обнюхивая его. Звонарь попятился назад.
- Собака у тебя злая?
Получив отрицательный ответ, он приблизился к девочке и начал обстоятельно обо всем ее расспрашивать. Та рассказала все, ничего не утаив. Если в первую минуту грубый голос сторожа и напугал ее, то теперь открытое и доброе выражение его лица возвратило ей мужество. Внутренний голос подсказывал ей, что ему она может довериться.
- Так ты, значит, одна одинешенька, без родителей и без друзей?
- У меня нет никого на свете, кроме Сиры, - сказала она, с любовью глядя на собаку.
Собака, тщательно обнюхав звонаря и, видимо, удовлетворившись этим, села перед двумя собеседниками и смотрела на них, виляя хвостом.
- Да ты, кажется, хороший песик, - сказал Людовик, нагибаясь, чтобы поласкать Сиру, - но одного тебя, видишь ли, мало для счастья. Люди нуждаются в общении с человеком. Хотя, - прибавил он в раздумьи, - случается, что люди бывают грубее вас, животных. Но что же это я, - воскликнул он с живостью, - мои часы уже давно показывают десять, а я и забыл позвонить! Мне надо скорее взобраться на колокольню, а потом я спущусь, и мы подумаем, что с тобой делать.
Мысли старого звонаря, взбирающегося по узкой лестнице на башню, не были радостны.
- Только этого недоставало! - вздыхал он. - Еще одну бедную придется содержать нашей церкви, а у нас и без нее много брошенных детей. Всюду такая масса ребят! Куда ее деть, эту девчушку? Что скажет Сюзетта?
Мучаясь этими мыслями, звонарь потянул веревку. Мы не решились бы утверждать, что звон колоколов, вдруг нарушивших ночную тишину, отличался на этот раз обычной равномерностью. Окончив звонить, Людовик, не спеша, спустился вниз и, сойдя с лестницы, остановился пред Магдалиной, ожидавшей его со смешанным чувством страха и надежды.
- Что с тобой делать? - произнес он неуверенным тоном, как бы говоря сам с собой.
- Не можете ли вы меня до утра оставить здесь?
- Тебя оставить здесь? Тебе не будет страшно?
- О, нет, мне гораздо страшнее мысль попасть снова к акробатам, - дрожа ответила она, - и мне не хотелось бы уходить из церкви до их отъезда.
Людовик немного подумал.
- Ты, пожалуй, права, - сказал он, наконец, - оставайся спокойно в этом углу. В три часа ночи я снова приду звонить в колокол, но это тебя, конечно, не испугает. Завтра я пойду в ту сторону, где стоит походный цирк, и когда узнаю, что он уехал, я извещу тебя. Итак, не бойся и поспи, если можешь.
Приветливо улыбнувшись девочке, звонарь исчез., Магдалина ободрилась. Она уже не чувствовала себя такой одинокой. Вскоре она опять заснула крепким сном.
Что касается Людовика, то он тоже немало пережил в своей жизни.
Выйдя из церкви с фонарем в руке, он направился к низкому и узкому домику привлекательного вида, окруженному маленьким садом. В нем помещалась лавка. В эти вечерние часы она была закрыта, по крайней мере, казалась закрытой, потому что Людовик без труда открыл одну половину скрипучей двери и исчез в доме. Все погрузилось опять в тишину.
Однако в одном из домов горел огонек, и если бы нашелся человек, подслушивающий у окна, он услышал бы голоса двух оживленно разговаривающих людей, задержавшихся с беседой до поздней ночи. Войдем, читатель, в этот домик и познакомимся поближе с обитателями этого скромного жилища.
