Ор. Название: Christie, the King's Servant (O.F. Walton)
Перевод с английского: N/A
© Христианское просвещение 2002
Серия: Семя веры 5
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12
ЗА ЧЕРТОЙ
На следующий день рано утром я уже работал над картиной. Солнце ярко светило, и вокруг было необычайно ясно. Написанный мною портрет маленького Джека, сидящего на лодке, сулил иметь большой успех. Работая над ним в тот день, я неожиданно услышал за спиной чей-то голос.
— Никогда бы не подумал, что мой маленький сынишка когда-нибудь окажется в Королевской Академии, — произнёс голос.
Это был голос отца Джека, голос, который так глубоко взволновал меня, голос, который заставил меня дрожать всего лишь день назад. Когда он заговорил, мне захотелось убежать, чтобы он ещё раз не задал мне тот страшный вопрос, который всё ещё звучал в моих ушах. Даже когда я беседовал с ним о своей картине, и он отвечал приветливым, дружеским тоном, сквозь всё, сказанное им, всплывали слова, которые обожгли мою память: «Какова же пропасть, та страшная пропасть, в которую тебя тянут?»
— Надеюсь, что мои дети не мешают вам, — спросил он.
— О, нет, — ответил я, — мне нравится, когда они приходят сюда, а с Джеком мы большие друзья. Вы знаете, — продолжил я, — недавно он показал мне ваш кабинет. Я боюсь, что позволил себе лишнее, но парень ничего не хотел слышать об отказе — он хотел, чтобы я увидел старую шарманку.
— Да, мою дорогую старую шарманку! — воскликнул он. — Джек почти так же гордится ею, как и его отец.
— Его отец? — переспросил я, потому что мне показалось странным, что человека его возраста интересует эта поломанная игрушка.
— У этой шарманки интересная история, — сказал он, заметив моё удивление, — если бы вы знали её, вас не удивляло бы, что она мне очень дорога. Всем, что у меня есть в этой жизни, всеми своими чаяниями на жизнь в мире, в котором я буду потом, я обязан ей, этой бедной старой шарманке. Когда-нибудь, когда у вас будет время, приходите, и я расскажу вам эту историю.
— Благодарю вас, — сказал я. — Я полагаю, чем раньше, тем лучше.
— Тогда приходите поужинать с нами сегодня вечером. Нелли будет очень рада встретиться с вами. Ребята уже будут спать, и у нас будет достаточно времени, чтобы спокойно поговорить об этом.
Я с благодарностью принял его приглашение, потому что с наступлением сентября вечера стали длиннее, и иногда время для меня тянулось медленно. Мне показалось, что Полли не огорчилась, узнав о моём уходе, потому что Дункан был в море на лодке, а маленький Джон был в таком лихорадочном и беспокойном состоянии, что она не могла отлучиться от него ни на минуту.
Подходя к дому, я подумал, что он выглядит очень красиво. Хозяева приняли меня так тепло, как только это возможно. За решёткой потрескивал огонь в камине, поскольку вечерами становилось прохладно. Полукруглое окно было украшено портьерами из индийского шёлка, перевязанными лентами. На стенах висели фотографии в дубовых рамках. Стол для ужина был покрыт белоснежной скатертью. Изысканная еда была приготовлена с отменным вкусом и заботой. В центре стола стояла китайская ваза с листьями вьющегося растения, которым были покрыты стены дома, вместе с жёлтыми листьями папоротника и другими красивыми листьями разных оттенков осенних растений. Без сомнения, мать Джека была женщиной с хорошим вкусом. У неё было спокойное, кроткое лицо, временами, когда она молчала, оно даже казалось печальным. Но у неё были глаза Джека и светлая улыбка Джека, которая озаряла её лицо подобно тому, как поток сияющего солнечного света внезапно наполняет тёмную долину, и она начинает сиять под его лучами.
Я наслаждался общением с этой супружеской парой. Мы сидели вокруг стола и беседовали за ужином, обстановка была непринуждённой, и я больше не слышал слова того вопроса, который так беспокоил меня весь день. Пока мы ужинали, он не вспоминал о цели моего прихода. Он рассказывал о бухте Рансвик, её окрестностях, о рыбаках и их полной опасностей жизни. Мы беседовали о детях, о моей картине, о моих надеждах относительно Королевской Академии и о многом другом.
После того как убрали со стола, мы пересели поближе к камину. Я только успел произнести слова: «А теперь — ваша история», и он только начал рассказывать её, как вдруг я, сидя в кресле, которое Нелли поставила для меня поближе к огню, увидел фотографию. Она висела в рамке около камина. Я встал со своего места и присмотрелся. Конечно же, я не мог ошибиться! Конечно же, я знал на ней каждую деталь, каждую складку одежды, каждую чёрточку на лице. Это был дубликат фотографии, которая висела напротив моей кровати у меня дома, в Лондоне.
— Каким образом это попало к вам? — воскликнул я. — Ведь это же портрет моей матери!
Мне кажется, что никогда я не был поражён более, чем в тот момент. После всех мыслей вчерашнего дня, после того сна прошлой ночью, после всех моих воспоминаний о словах моей матери и её молитвах обо мне, после всего этого увидеть, как на меня смотрят её любимые глаза со стены дома этого незнакомого мне человека, живущего в этом отдалённом местечке, — показалось мне почти пугающим.
Сначала я даже не понял, что хозяин дома был удивлён так же сильно, как и я.
— Вашей матери! Не может быть! Не хотите ли вы сказать, — сказал он, положив свою руку на мою, — что ваша фамилия Виллис?
— Конечно, — сказал я, — я — Джек Виллис.
— Нелли, Нелли, — закричал он, потому что она поднялась наверх к детям, — скорее иди сюда. Как ты думаешь, кто это, Нелли? Ты ни за что не догадаешься. Это Джек Виллис, маленький Джек, которого мы с тобой так хорошо знали. Вы знаете, — обратился он ко мне, — наш маленький Джек был назван в вашу честь. Так оно и есть. Мы ничего не слышали о вас много лет, с тех пор как умерла ваша мама.
Сначала я был настолько изумлён, что не мог ни о чём спрашивать, а он был слишком рад, чтобы объяснить мне, откуда знает меня. Но через какое-то время мы понемногу пришли в себя, поставили свои стулья вокруг камина, и он начал свой рассказ.
— Когда-то я был бедным маленьким уличным мальчишкой, — сказал он, — которого некому было любить и о котором некому было заботиться. Но я подружился с одним старым человеком, который жил на чердаке ночлежки. У него была шарманка.
— Эта шарманка? — спросил я.
— Именно эта, — сказал он, — и он любил её так, как будто это был ребёнок. Когда он был уже слишком болен и не мог сам носить её, я носил её вместо него. И именно так я впервые встретил вашу маму.
— Она тогда уже была замужем? — спросил я.
— Нет, — улыбнулся он, — тогда она ещё была маленькой девочкой, примерно такой, как наша Маргори. Она всегда подбегала к окну своей детской комнаты, как только слышала, что я начинал играть. Однажды я позволил ей покрутить шарманку, и она сказала, что ей нравятся все мелодии, но больше всего ей понравилась «Дом, милый дом».
— Правда? — сказал я. — Да, я часто слышал, как она напевала её. Она много раз пела её мне перед сном.
— Когда я играл её, — продолжал он, — она рассказывала мне о доме, небесном доме. Она была маленькой девочкой, но всё же она знала путь к этому дому. А мне об этом ничего не было известно, и она вскоре поняла это. «Ты не сможешь попасть на небеса, если не любишь Иисуса, мальчик-шарманщик», — сказала она. И из её детских глаз потекли слёзы.
Я не мог забыть эти слова, и поэтому решил найти путь к дому, о котором она говорила.
Мой старый хозяин умирал. Ему оставалось жить не больше месяца, и ради его спасения мне нужно было поскорее узнать путь к этому дому. Я пошёл на евангелизационное служение и сначала узнал о том, что ни один грешник не может войти во врата небесного города. Но я узнал и Другое. Я узнал, что кровь Иисуса Христа, Сына Божьего, омывает все грехи.
Однажды, когда я встретил вашу маму, она научила меня молитве. Я повторял её с тех пор всегда, утром и вечером. Она дала мне букет подснежников с тёмно-зелёными листьями и попросила, чтобы я говорил, глядя на них: «Омой меня, и буду белее снега».
После этого он молчал несколько минут и смотрел на огонь в камине. Воспоминания о тех давних днях глубоко взволновали его.
— Пожалуйста, продолжайте, — сказал я, потому что хотел слушать ещё и ещё.
— После этого она пришла к нам на чердак со своей мамой. Они хотели проведать моего старого хозяина, и она была рада увидеть свои подснежники. В тот день она сказала мне, что если я буду повторять слова её молитвы, то обязательно попаду в дом, небесный дом.
Вскоре мой старый хозяин умер. Провожая его на кладбище, я увидел в траурной одежде мою маленькую подругу, вашу маму, Джек. Она провожала в это же место свою маму. Потом она уехала за границу, но не забывала о маленьком мальчике-шарманщике. Она рассказала обо мне своему отцу, и он прислал деньги на моё образование. Благодаря ему я смог стать евангелистом и трудиться в восточной части Лондона, среди людей, рядом с которыми я жил. Всем, что у меня есть теперь, я обязан вашему дедушке.
После этого я много лет не видел вашу маму, пока она не вышла замуж за пастора из того прихода, в котором я трудился.
Любопытно, что однажды мы встретились на старом чердаке, том самом, на котором умер мой старый хозяин. Она пришла туда, чтобы проведать заболевшую женщину, и когда я вошёл, она читала ей то самое место из Писания, которое её мама читала моему старому хозяину, когда приходила проведать его пятнадцать лет назад.
Вскоре после этого я и Нелли поженились, и именно ваша мама сделала наш дом таким светлым и красивым. Как же мы любили её тогда, и как мы по-прежнему любим её!
Когда вы были ещё крошечным мальчиком, она приходила к нам вместе с вами, и Нелли часто говорила, что вы — самый красивый малыш, которого она когда-либо видела!
— Я этого не помню, — сказал я.
— Да, вы были слишком маленьким, чтобы помнить об этом. Когда вам было всего три года, ваш папа переехал из Лондона в небольшой городок, и вскоре пришло известие о его смерти. Примерно через год мы услышали о том, что ваша мама ушла вслед за ним. Тот день, когда мы узнали об этом, был очень печальным, Джек.
Мы часто думали о том, где вы. Нам сообщили, что вы уехали жить к своей тёте, но мы даже не знали её имени. Мы старались узнать что-нибудь ещё, но никто не знал, где вас найти. Мы никогда не слышали о том, что с вами случилось.
— Как странно, что мне нужно было приехать сюда, чтобы встретиться с вами! — воскликнул я.
— Нет ничего странного, — благоговейно сказал он.. — Это рука Божья.
И тогда я не мог больше сдержаться. Стоя у камина, я опустил голову на руки и заплакал, как ребёнок.
Несколько минут он молчал, а потом обнял меня так нежно, как могла обнять только моя мама, и сказал:
— Что случилось, Джек? Вас так расстроили воспоминания о маме?
— Нет, — ответил я. — Мне нравится вспоминать о ней. Мне нравится слушать о ней. Для меня драгоценно каждое её слово. Дело не в этом.
— Что же тогда? — сказал он. — Что беспокоит вас, Джек?
— Мысль о том, что я никогда больше не увижу её снова, — сказал я. — Я знаю, так и будет. Она шла одним путём, а я иду другим.
— Но почему же не повернуть и не пойти её путём, Джек? — радостно спросил он.
— О, я не могу, — сказал я, — это бесполезно, я не могу повернуть. Так много рук держатся за другой конец каната. Мне стало так плохо после того, как я услышал ваши слова об этом. Прошлой ночью я не мог уснуть, думая об этом. «Какова же пропасть, та страшная пропасть, в которую тебя тянут?» — эти слова не покидают меня ни днём, ни ночью с тех пор, как вы произнесли их. Я старался забыть их, но не могу.
— Не пытайтесь забыть их, — сказал он. — О, Джек, не старайтесь сделать этого, потому что через них говорит Дух Божий. Послушайте Того, Кто призывает вас. «Переступи черту — остался только один шаг. Переступи черту и приди ко Мне».
— Если бы я только мог, — сказал я.
— Вы можете сделать это, вы должны сделать это, Джек, — твёрдо сказал он, — прежде чем уйдёте отсюда.
— Прежде чем я уйду отсюда?
— Да, именно так, — подтвердил он.
— Но как же мне сделать это? Я не знаю, как переступить её, — сказал я.
— Вы — не безжизненный груз на канате, как лодка или платок. У вас есть воля, и вам решать, каким путём следовать — к Богу, ко Христу, к небесам или к страшной пропасти, о которой я говорил. Сейчас Бог очень сильно влечёт вас к Себе, но Он никогда не принуждает человека против его воли. Вам Он даёт право решать, на какой стороне черты вы будете находиться. Где вы будете, Джек?
— Хорошо! — сказал я. — Я подумаю об этом.
— Многие говорили так, их желание пересечь черту ослабевало — и они погибали.
— Я приду и поговорю с вами об этом потом, когда вам будет удобно.
— Так же говорил Феликс: «Когда мне будет более удобно, я позову вас», но Феликс никогда не попросил прийти снова. Он так и не переступил черту, и его увлекли в ту страшную пропасть.
— Хорошо, давайте поговорим завтра. Сейчас уже поздно, я знаю, что вы устали и...
— Бог говорит «сегодня», — сказал он. — Если сегодня вы слышите Его голос, не ожесточайте своего сердца. Ныне благоприятное время, ныне день спасения.
— Скажите, как мне перейти через черту.
— «Переступи черту и прийди ко Мне». Вот как сделать это, — ответил он. — Господь зовёт вас, и идти вам осталось недалеко. Всего лишь один шаг. Он стоит в этой комнате рядом с вами. Он протягивает вам Свои руки. Он не принуждает вас. Он не заставляет вас. Он зовёт и ждёт, чтобы принять вас. Джек, вы пойдёте к Нему?
— Да, я пойду, — уверенно сказал я, — Я пойду.
Мы вместе опустились на колени. Я не помню слова, которые он произнёс тогда. Но я знаю, что всякий раз, когда я читаю в первой главе Евангелия от Иоанна слова "и привёл его к Иисусу", я вспоминаю ту ночь. Я не думаю, что Пётр и Андрей больше ощущали близость Господа Иисуса, находясь в палатке около реки Иордан, чем мы чувствовали это, находясь в той маленькой комнатке в бухте Рансвик.
Я знаю, что Он был там, и я знаю что-то ещё — я знаю, что пришёл к Нему. Я знаю, что той ночью, прежде чем мы поднялись с колен, я пересёк черту и благодаря этому мог занять своё место среди счастливых и благодарных людей, которые могли смиренно, но уверенно сказать:
«Мы знаем, что перешли из смерти в жизнь».
