© Фриденсштимме 1990
Серия: По Следам Веры 2
Розповідь: Под могучим дубом - Василь и его знакомство с Иисусом - Павел Смоленый - Кукольная швея
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8
В СЕЛЕ ЛУЖИЩИ
Тихо притаившись под ветвями могучего дуба, росшего на крутом берегу Днепра, стояла старая изба. Словно, чего то боясь, она тесно прижалась к самому стволу векового дерева. Недалеко от оврага, по отлогому холму того же берега находилось довольно значительное село Лужищи. Посреди села была высокая каменная церковь с двумя тяжелыми куполами. Церковь эта называлась "Покров Пресвятыя Богородицы". Над западными дверями церкви была нарисована большая икона "Покрова". Богоматерь на иконе смотрела на дорогу, где за вербами находился сельский шинок. На северной стороне церкви, утопая в зелени прекрасного сада, стоял большой деревянный дом батюшки.
Каждое воскресенье утром люди приходили в церковь помолиться Богу, кое о чем потолковать, а после обеда шумными толпами собирались под вербами около шинка, и, разумеется, проводили день, как | большинство формальных христиан. В остальные дни недели церковь была заперта и около шинка валялись только старики; молодежь же занималась своей работой и лишь по вечерам собиралась к шинку "прополоскать" горло да поговорить о делах. Еврей Хаим, открывший шинок в Лужищах, хорошо поправил свое состояние и возле шинка устроил еще чернобакалейную лавку. В лавке продавались все предметы первой необходимости для крестьян. Одним словом, шинкарь заботился о благе народа.
Отец Митрофан, сельский батюшка, сидя под яблоней у себя в саду, не раз говорил: "Надо бы непременно построить школу; вон там, на пригорке, в липках".
Добрый батюшка, возможно, построил бы школу, ведь он очень заботился о своих прихожанах, но все как-то не хватало у него времени. Один раз мужики, собравшись к батюшке, спросили его о школе, но он ответил, что давно уже решил это благое дело, да все не хочется ему беспокоить святейший Синод и просить разрешения. Так вопрос о школе был отложен в долгий ящик.
Лужищи было большое и богатое село. В избушке под могучим дубом жил сельский пастух — сухорукий, с козлиной бородой, Семен. Он рано просыпался и, выйдя из хаты, поднимал голову кверху и любовался густо навитыми воробьиными гнездами в ветвях старого дуба. Многих воробьев Семен запри метил и по перьям узнавал, из какого гнезда этот житель.
Налюбовавшись вдоволь, он по узенькой тропинке через овраг направлялся в село. Как только он поднимался на горку за оврагом, становился на самом возвышенном месте и начинал трубить в козий рог:
Выгоняйте-ка скотину На широкую долину, На широкую долину, На попову десятину...
Услышав звук трубы, все село во мгновение ока оказывалось на ногах. Женщины и дети гнали скот в стадо, мужики и подростки ехали в поле пахать, девчата торопились полоть огороды, и только один батюшка мог спокойно еще всхрапнуть на зорьке. Хотя отец Митрофан и оставался в кровати, но всё же резкие звуки рожка часто будили его, так что oн за много лет также выучился Семеновой песенке и нередко приводил примеры в своих проповедях из жизни этого скромного пастуха. Отец Митрофан был человек строгих правил, высокого духа; он не позволял наступать себе на ногу. Крестьяне, подходя к нему, должны были уже издали снимать шапку. Только дети и не считались с этим правилом: завидят батюшку на улице, закричат: "поп!" и все кто куда, врассыпную.
Батюшка также поправил свое состояние: купил тридцать десятин хорошего чернозема за селом, две десятины усадьбы недалеко от церкви, да десятину левады с лозой там же. К тому же, он выстроил каменный дом с восемнадцатью комнатами на купленной усадьбе. Словом, Господь благословил отца Митрофана куда лучше, чем Хаима.
Семен нанялся пастухом одновременно с назначением отца Митрофана в Лужищи, в тот самый год, когда Хаим открыл там свой шинок. Пастух был веселый человек. Идет, бывало, по селу, а дети как заметят его, так и пристанут:
— Дядя Семен, спой песню! Дядя Семен, расскажи сказочки!
И он всегда пел им песни и рассказывал сказки, какие только знал, а дети его за это очень любили. Многие из них сами научились пастуховым сказкам и рассказывали друг другу, прибавляя при этом:
"Это дядя Семен меня научил!" Разумеется, Семенову сказочку и песенку нельзя было равнять со сказочкой и песенкой Хаима, как и стадо Семеново не было так щедро, как стадо отца Митрофана. Поэтому пастух ничего не смог приобрести себе в Лужищах. Что заработает за лето, то за зиму проест с женой и двумя детьми. Хаиму мужики носили деньгами и куриными яйцами, а попу платили за разные требы деньгами, кроме церковной земли и луга. И только осенью, когда поедет отец Митрофан по селу, так мужики несут ему кто ржи, кто пшенички мерочку, а кто гречушки, словом, кто чем богат. Добрый батюшка всему этому был рад. Семену же за его труды платили только зерновым хлебом:
большей частью рожью, как самой дешевой. Бедный сухорукий старик половину зимы носил к себе домой на плечах свою плату из села.
Много лет прошло спокойно. Был доволен своим приходом отец Митрофан, был доволен Хаим и был доволен Семен. Но надо же было случиться беде. В одну весеннюю ночь отцу Митрофану не спалось. До зари батюшка просидел на балконе своего дома, слушая пение соловьев, которые в большом количестве водились в поповской леваде. На рассвете он услышал какую-то песню. Это пастух заиграл на своем рожке 22-й Псалом. Батюшка пришел в недоумение. Неужели это пастух играет Псалом? Это что-то неладное в селе творится! Возле шинка почему-то не так трется народ, как бывало прежде, а пастух так даже научился играть Псалмы!
Свежий аромат весенних цветов проникал в батюшкину душу. Соловьи с большим старанием выводили свои удивительные трели, стараясь перепеть один другого, точно чтобы получить батюшкину похвалу. На вербе начала куковать кукушка, и иволга тоже затянула свою убогую арию. Батюшке становилось досадно, что дивное пение соловьев заглушают эти грубые птицы, а тут в это мгновение над головою отца Митрофана, будто нарочно, раздался крик черного ворона: "Кар-р... кар-р..."
— Издохни ты! — сердито проворчал огорченный батюшка.
Вдруг опять раздался звук рожка и пение пастуха. Напрягая слух, батюшка различил слова 22-го Псалма: "Господь — Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться..."
— Так я и думал, — прошептал батюшка растерянно, — с селом что-то неладное творится.
Что же случилось? В Лужищи приехал какой-то сапожник-"штунда" Терентий и, ничего не сказав отцу Митрофану, начал проповедовать мужикам слово Божие. Батюшка скоро заметил, что в шинке стало меньше посетителей, но спросить Хаима о причине этого постеснялся. Поразмыслив о положении, он пригласил станового пристава, собрал в сельскую сборню мужиков и там начал переписывать тех, кто перешел в "штунды". Вместе с большинством селян и пастух тоже оказался "штундой" и даже научился читать. За два года прибывший сапожник привлек к слову Божьему большую часть селян. Многие из них научились читать и купили себе Новые Заветы. Становой пристав тут же сильно избил сапожника и отправил его в уездную тюрьму, а отец Митрофан начал ежедневно увещевать крестьян, в чем ему помогали урядник и стражники и избивали увещаемых — кого кулаками до потери сознания, а кого кнутом. Однако, несмотря на это, верующие усиливались с каждым днем. Отцу Митрофану ничего не оставалось, как просить помощи у своего начальства, что он и сделал.
Подошла зима. Снег прекратил выгон скота в поле, и сухорукий пастух занялся сбором заработка. Воробьи тоже разлетелись по теплым крышам, и никто, кроме Семена с семейством, не выходил к могучему дубу.
Проснувшись рано утром, Семен вышел на двор. Все было завалено снегом. Открывши наружную дверь сеней, старик полез на сугроб и оттуда, взглянув на огромное дерево, сказал:
— Благодарю Тебя, Господи, за этот дуб. Если бы не он, то избенку бы в овраг снесло! Чудеса, право! С вечера было все тихо и ясно, а к утру вот что!
— Катерина! — крикнул он своей жене в избу. — Надя сегодня не пойдет на село, все снегом занесло. Мы с ней дома почитаем.
Из сарая донеслось мычание коровы.
— Погоди, родная, — ответил ей Семен, — сперва дверь твою надо откопать; вишь как ее завалило.
Взяв лопату в левую руку и, подперев конец ручки ее правым плечом, Семен начал откапывать снег. Из избы в это время вышла его жена Катерина co словами:
— Погоди, родимый, дай-ка мне лопату; куда тебе тут с одной рукой управиться! — И, взяв лопату из рук мужа, она большими глыбами начала отбрасывать в сторону мягкий снег. Спустя короткое время, корова с аппетитом жевала пахучее сено, а Катерина, присев возле нее, доила молоко в деревянное ведро.
Пастух Семен и его худенькая 13-летняя дочка Надя, сев за стол, начали по складам читать Евангелие, так как на село к верующему брату Терентию, который в своей хате учил ребят читать и писать, пройти было совсем невозможно. Катерина наварила картофель и поставила на стол. Все семейство стало вокруг стола. Семен громко помолился, прося у Господа благословения на пищу. После этого принялись за еду, во время которой Катерина рассказала свой сон.
— Видела я, — начала она, — на нашем дубе гнездо лесной горлицы, а в нем двое птенцов.
— Вот, как у нас с тобою, — сказал Семен, указывая на детей.
— Нет, Семен, ты не шути, тут важный сон, — перебила его жена. — И вот, откуда ни возьмись три ястреба, а клювы и когти у ястребов были в крови. Вдруг вижу, ястребы направились на гнездо, и одна из старых горлиц упала на землю мертвой, а другая исчезла неизвестно куда. Ястребы же схватили птенцов и улетели. Тут я проснулась и дальше ничего не видала. Этот сон вещий. Ведь и в Писании сказано, что старцы сновидениями вразумляемы будут. В каком это месте, я не помню, а только знаю, что в Деянии Святых Апостолов.
Прошло несколько дней, и вдруг в избу Семена пожаловали незваные гости: батюшка Митрофан, становой пристав и урядник. Эта почтенная власть получила свыше приказ отобрать детей от штунд.
— Видишь ли, мой милый, — начал тихим голосом батюшка, обращаясь к пастуху, — когда ты соблазнился на этот "баптизм английский", то святым Синодом был издан указ — отобрать деток твоих и воспитать их в монастырях, чтобы они были детьми святой православной церкви.
Урядник, взяв Семеновых детей за руки, повел их из избы. Бедная мать упала на колени и, подняв обе руки кверху, только крикнула: "Господи, защити!" и в обмороке повалилась на пол.
Урядник вывел детей во двор и усадил их в сани; поп и становой пристав вышли из избы, спокойно разговаривая между собою, как будто ничего особенного не случилось. Семен молча стоял посреди избы с широко открытыми глазами и только неистово тряслась его козлиная бородка. Когда Катерина пришла в себя, то увидела, что в избе кроме нее был только один Семен, лежавший без дыхания на полу; больше никого не было. Бедный пастух получил разрыв сердца и умер.
Катерина побежала в село к братьям, но почти везде застала то же самое; везде у "штунды" отбирали детей, а кто противился этому, тех пристав тут же арестовывал и препровождал в уездную тюрьму. Одни кричали, другие плакали, а многие от тяжелых переживаний заболели.
Через несколько дней в Лужищах все утихло. Некоторые из заподозренных в "штунде" поспешили назад в православие и, получив своих деток обратно, в радостях пошли к Хаиму и хорошенько наклюкались. Нашлись и такие, кто после этого пошли по | улицам с площадной бранью на верующих; но зато и некоторые православные, видя гонение за слово Божие, уверовали, присоединились к гонимым и тоже потом лишились своих детей.
Когда миновала зима и на горке опять зазеленела трава, Семена уже не было и никто больше не играл Псалмов Давида на козьем рожке. Новый пастух играть не умел. Он становился на той же горке, где стоял когда-то Семен, но вместо игры кричал только: "Выгоняйте!"
Хаим торговал теперь плохо и всегда жаловался, что мошенник-штунда сапожник испортил ему дела. Он говорил:
— Если бы не чернобакалейная лавка, то... хоть вешайся.
Отец Митрофан стал очень злым и сварливым, потому что боялся, чтобы не опечатали его церковь, так как "штунды" сильно развивались на селе. Семенова жена, оставив свою избу, перешла к одному из "штунд". И лишь осиротевший могучий дуб, свидетель беззаконий, одиноко стоял на горе и по временам, точно злобясь на несправедливость людскую, начинал сильно шуметь ветвями; да воробьи целыми днями неумолчно щебетали в его ветвях, как бы отпевая своего любимца-Семена пастуха.
