Ор. Название: The Secret of the Fourth Candle (Patricia St. John)
© Фриденсштимме 1990
Серия: По Следам Веры 3
Розповідь: Сюрприз перед рассветом - Плащ - Тайна четвертой свечи
Глава: 1 - 2 - 3
Жемчужина
— Здравствуй, бабушка. Уже полдень, а ты еще спишь! Якоотса вздрогнула, постаралась прийти в себя и сосредоточить взгляд на фигуре в дверях. Она не спала, она только мысленно обратилась в прошлое. С минуту она любовалась представшей пред ней картиной: яркая голубизна неба и солнечное сияние весны вокруг темной головки Надии.
Девочка раскраснелась от быстрого бега и весело смеялась. Они поприветствовали друг друга, и у них было ощущение, будто они каждую пятницу возвращаются под кров родного дома из далеких чужих стран.
Чтению предшествовал определенный ритуал, готовивший их к тому священному моменту, ради которого бабушка и внучка встречались раз в неделю. Начинали они с завтрака. Якоотса не могла позволить себе часто варить кофе и готовила этот ароматный напиток только к приходу внучки, чтобы пить его с горячим хлебом прямо с огня. Пока бабушка занималась кофем, Надия сидела на коврике, скрестив ноги, и делилась новостями прошедшей недели. Она была веселой и живой девочкой, и ничто не ускользало от ее внимания.
У соседей родился ребенок, и Надию посчитали достаточно взрослой, чтобы пригласить на этот семейный праздник. Отец подарил ей по этому поводу длинное голубое платье, отделанное белыми кружевами. Она наденет его в воскресенье в честь прихода бабушки. На новорожденном была маленькая атласная шапочка, он все время плакал, потому что было много людей, и в комнате стало очень-очень жарко. Ее братья надулись, обиженные на то, что им не купили новую одежду. Отец сказал им, что экономит деньги и хочет посетить могилу пророка в Мекке. Далее следовал еще ряд новостей: наводнением размыло часть берега реки, и утонули две козы. Теперь хозяева собираются подать иск в городской Совет. Какой-то вор забрался через крышу дома к соседям и украл два позолоченных браслета. При этом известии Якоотса вспомнила утреннее происшествие и рассказала Надии о нем.
— Я хотела поджарить тебе яйца на завтрак, — грустно прибавила она, — но он забрал все. Это какой-то малыш, оборванный и босоногий, и он бегает очень быстро.
Надия согласно кивнула головой.
— Я думаю, что это Рашид, бабушка, — заметила она. — Его отец умер, а мать опять вышла замуж и уехала. Отчим отказался взять его с собой, и теперь мальчишка бродит по горам, иногда работает на ферме, но боится появиться в городе, чтобы полиция не забрала его в приют. Смотри хорошенько, бабушка. Если это он, то мы сообщим в полицию и его накажут.
Якоотса согласилась с этим предложением, посчитав его разумным выходом из положения. После некоторого раздумья Надия добавила:
— Любой мог украсть у тебя яйца, бабушка. Тебе нужна большая злая собака.
— Но как же мне прокормить и себя и ее? Это будет трудно.
Надия не могла придумать ничего другого и вздохнула.
— Я спрошу отца, — пробормотала она. Это было вежливым признанием того, что, по существу, она не нашла разумного решения проблемы. Наступила минута грустного молчания. Надию всегда удручала мысль, что зажиточный отец так мало заботится о ее старой бабушке.
Но Якоотса едва обратила внимание на слова внучки. Сейчас все ее существо было в ожидании долгожданного момента чтения. Надия убрала со стола, Якоотса смела крошки хлеба. Они задернули штору на двери и уселись в углу комнаты. Надия открыла Книгу.
— Сегодня читаем 18-ю главу, бабушка, — произнесла она. — Ты помнишь, о чем была 17-я глава?
Надию немного удивляло то обстоятельство, что бабушка, так сильно любившая Книгу, мало что из нее запоминала. Но, говоря по правде, для Якоотсы весь смысл чтения состоял не в запоминании содержания. Надия читала быстро и монотонно, поэтому большая часть прочитанного проходило мимо ушей бабушки. Но каждый раз из потока слов в памяти старой женщины отпечатывались одна или две драгоценные мысли наставления, и ими жил и питался ее дух всю оставшуюся часть недели. Она размышляла над ними, проснувшись утром, и думала о них, когда работала в хижине или в своем маленьком огороде. В них заключалась необъяснимая сила. "Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас" — эта фраза имела для нее особую ценность, потому что здесь будто бы говорилось о ней и ее непосильном труде. Она повторяла шепотом эти слова, когда шла к колодцу, и ведра уже не казались такими тяжелыми. Смысл этих слов становился все глубже, значительнее, они вели сердце, разум, душу прямо к Богу. Одна неделя сменялась другой, откладывая все новые и новые мысли в сокровищницу ее памяти. И они всегда запечатлевались четко, ясно. Книга ни разу не обманула ее. Якоотса улыбнулась при виде озорного огонька в глазах Надии.
— Иисус взошел на гору. Одежда и лицо Его сияли, и Бог сказал: "Это Сын Мой", — ответила она. — И еще там было о рыбе, у которой во рту были деньги.
— А еще что, бабушка?
— Я больше ничего не помню. Этого достаточно. Всю неделю я вновь и вновь видела эту белизну и сияние, которое намного ярче солнца в полдень. Оно освещало мое сердце, как любовь. Что еще надо мне помнить?
Надия вздохнула и прекратила экзамен.
Выцветшие старые глаза бабушки выжидающе сосредоточились на внучке. Надия нашла нужную страницу и начала читать. "Какая странная книга — книга контрастов, — подумала она. — На той неделе все о сияющей славе, о голосе Бога с неба, а на этой неделе о маленьких детях, о потерянной овце и о ссорящихся слугах. Странно, что святая Книга повествует о таких незначительных делах. Интересно, что бабушка выделит из этого?"
Она и не подозревала, что бабушка, найдя свою сокровенную жемчужину, обычно переставала следить за чтением и, бывало, совсем не слушала, чем заканчивается глава. Вот и сегодня в ее памяти отчетливо запечатлились третий и четвертый стихи. Они настолько увлекли ее, что старушка совсем перестала воспринимать не только читаемое Надией, но и само ее присутствие. Погруженная в размышления над значением новой жемчужины, она вернулась к действительности только тогда, когда Надия слегка толкнула ее босой ногой.
— Бабушка, ты не слушаешь? Какая интересная история про слугу, правда? Я думаю, что его следовало бы посадить в тюрьму.
— Посадить в тюрьму? — Якоотса, растерянно заморгала. — Кого посадить в тюрьму, дочь моя?
— Бабушка! — Надия была возмущена. — Я так четко и медленно читала, а ты не слышала ни одного слова!
— Как же, я все слышала! — возразила Якоотса, немного смущенная. — Здесь говорилось о маленьком ребенке... "Если вы примете малое дитя, вы Меня принимаете". Ну-ка, скажи мне, что бы это значило, дитя мое?
Но Надия не имела ни малейшего представления о том, что здесь имеется в виду. Ее занимала притча о непрощающем слуге. Это перекликалось с ее представлениями о добре и справедливости. Она заново пересказала бабушке притчу, и они стали живо рассуждать, что можно считать справедливым, а что нет, а потом вместе смеялись над своими выводами.
Но вот Надия, заметив, что от тополей вытянулись длинные тени, вскочила.
— Солнце уже почти зашло, — воскликнула она. — Мне надо спешить домой! Она легко сбежала к колодцу, наполнила ведра и, поцеловав бабушку, взяла с нее обещание обязательно прийти в воскресенье.
Якоотса долго смотрела, как босые ноги внучки быстро замелькали вверх по холму, до тех пор, пока зелень олив не скрыла ее.
Якоотса снова осталась одна. Это был самый священный час всей недели. Насколько сильно она жаждала встречи с Надией, настолько же желанен был и миг, когда она наконец-то могла остаться наедине с мягкими красками неба и с голосом ее Возлюбленного. Старушка сидела на пороге хижины, спокойно сложив руки на коленях, устремив сосредоточенный взгляд на весенние сумерки. Она внутренне ощущала, что неожиданно открыла для себя какую-то новую тайну, а, может быть, нашла ключ, который поможет распахнуть двери в еще неведомое доселе. Она старалась уловить, понять значение слов: "Кто принимает дитя во имя Мое, тот Меня принимает... Иисус, Эммануил, что значит — с нами Бог". Пожалуй, это было первое реальное практическое повеление, данное ей относительно того, как принять Его, и все же главный смысл ускользал. По тому чувству успокоения и защиты, что окружало ее в зимние ночи, когда ветер сотрясал ее хижину, она твердо знала: Он всегда с нею. Знала и по той радости, которую ощущала при желании основать свою жизнь на Его заповедях, и по тому огорчению, которое охватывало ее, если это не удавалось. И тогда ей казалось, будто она слышит Его удаляющиеся шаги. Но сегодня Господь открыл ей нечто более определенное: она должна принять дитя и тем самым она примет Господа.
Но какое дитя? И где это дитя? В крестьянских дворах вокруг ее хижины десятки детей, шумных маленьких пострелят с грязными лицами и сопливыми носами, которые разгоняли ее кур или топтали огород. С ними она вела нескончаемую войну. Не из них же кто-то имелся ввиду.
Она устала от размышлений. На дворе становилось холодней. Небо покрылось тучами, потянуло сыростью и запахом свежей травы. Ей хотелось лечь и уснуть в надежде, что завтрашний день принесет какую-то ясность. Она не умела молиться, но, глядя на звезды через дыру в тростниковой крыше, говорила о своих желаниях и надеждах. В эту ночь не было звезд, шел проливной дождь, и Якоотса дрожала под рваным шерстяным одеялом и изредка стонала из-за мучительных болей в суставах. Ночь провела беспокойно: то вставала, то ложилась. Но каждый раз, когда удавалось уснуть, ей казалось, что в хижине появлялся удивительный малыш с глазами небесного цвета, пытаясь найти защиту от непогоды.
