
Ор. Название: Endangered (Linda Chaikin)
Перевод с английского: Геннадий Нефедов
© Христианская Заря 2004
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Гора Килиманджаро одиноко стояла, одаренная своим Творцом белоснежной вечной шапкой, в то время как далеко внизу распростерлась долина Серенгети, ощетинившись выцветшей под жарким солнцем травой и усеянная иссушенным колючим кустарником. Да еще акации с плоской кроной, пробившись корнями сквозь ломкий грунт, дарили небольшим стадам зебр решетку слабой тени. Животные будто замерли, лишь нервно подергивали хвостами.
Недалеко от жалкой лужи стая львов одинокой цепочкой передвигалась на фоне горизонта яркого восточноафриканского неба, а сухой ветер вздымал под их лапами облако янтарной пыли. Два тощих львенка, высунув от жары язык, в ожидании притаились в кустарнике. Чуть поодаль, в тени скалы, возлежал вожак стаи. Его желтые глаза внимательно наблюдали за всем происходящим, а грива взъерошилась на ветру.
Сэйбл Дунсмур вышла из маленькой хижины миссии (которую основала ее мать) и шагнула в тихое африканское утро. Она стояла озадаченная, но не видом львов, чье присутствие заставляло зебр нервничать, а тем, что ее личный банковский счет оказался пуст.
Как странно... Что же могло случиться?
После двухлетнего отсутствия в этих местах Сэйбл ощутила, что жара начинает брать свое. Она махала перед лицом широкой шляпой, а ее светлая блузка прилипла к телу, как влажная марля. Шелковистые, цвета меда волосы были завязаны лентой и ниспадали завитыми прядями на спину. Грубые слаксы* Сэйбл вправила в «сафари-ботинки», защищающие от массы всякой живности: термитов, насекомых или — что еще ужасней — ядовитых змей.
Здесь в Наманге (Кения), где-то в двухстах милях от портового города Момбаса в глубь континента, она одиноко стояла среди селения местного племени масаи на границе с Танзанией. Взятый в аренду «джип» покоился припаркованный под акацией напротив узкого грязного грузовика. Утренний ветер затих. Вокруг не было слышно ни звука, хотя, рассеянно осмотревшись, Сэйбл увидела открытые прилавки, за которыми ожидали туристов (любителей дикой природы) масайские умельцы по коже и ожерельям. Еще она заметила местных женщин, а позади них — босоногих детей. Чтобы скупиться на местном пыльном овощном рынке, им приходилось преодолевать приличное расстояние. Эта процессия, усталый вид женщин напомнили девушке о тех колодцах, которые она хотела построить, и о деньгах, котом рые для этой цели должны были быть на ее банковском счету.
Затем мысли Сэйбл обратились к доктору Винсу Адлеру, человеку так ею почитаемому. Она была уверена, что он встретит ее здесь. Этот профессор антропологии взял отпуск в частной исследовательской лаборатории в Торонто и теперь работал в заповеднике семьи Дунсмуров, В представлении Сэйбл он был героем, так как занимался теми же проблемами, какие волновали и ее: что делать с последствиями продолжительных межплеменных войн, засухой и сокращением числа «коммерческих» диких животных? Как и она, Винс Адлер был сильно заинтересован в сотрудничестве с ее отцом, чтобы сохранить последнее стадо слонов с гигантскими бивнями, обитающими в заповеднике Марсабита. Этот город находился в Северном пограничном секторе (СПС) недалеко от истерзанной войной Сомали.
Внезапно Сэйбл нахмурилась: она не должна больше думать с нем как о «докторе», ведь скоро они совершат помолвку‚ возможно, даже через пару месяцев после того, как оба прибудут для работы по спасению слонов в лагерь отца недалеко от Самбуру. Но мысли о помолвке быстро уступили место другим, более назойливым: куда делись 20 тысяч долларов на ее христианский проект здесь, среди племени масаи? Вот какую задачку неплохо было бы решить!
Во рту Сэйбл все пересохло, и не только от жары и пыли. Она с силой рассекла воздух шляпой, разгоняя назойливых мух. Что она теперь скажет своей сестре Кэйт?
Кэйт временно работала медсестрой в расположенном недалеко медицинском лагере и ожидала, что она, Сэйбл, начнет проект по бурению колодцев до того, как кто-то из них отправится с доктором Адлером в СПС.
Сейчас же, примерно в двадцати пяти милях от нее, в фамильном заповеднике—гостинице «Кениата», где останавливались любящие поглазеть на дикую природу туристы, ее ожидала бабушка по отцовской линии Зенобия Дунсмур.
В течение всего прошлого года Сэйбл и Кейт планировали проект по бурению колодцев, который хотели реализовать в память своей матери Джулии. Перед тем, как выйти замуж за их будущего отца Скайлера Дунсмура, Джулия более десяти лет работала среди племени масаи как медикмиссионер. Затем вера обоих сестер подверглась суровым испытаниям, когда их мать медленно умирала от рака в больнице в Торонто. После ее смерти любящие дочери много хлопотали о том, чтобы в добрую память о матери заработать и скопить денег для бурения крайне необходимых колодцев. И теперь... деньги куда-то исчезли.
«Наверное, все намного проще», — успокаивала себя Сэйбл, идя по направлению к стоящему у дерева «джипу». Перед тем, как она отбыла из Торонто, ее заверили, что деньги уже переведены на офис Медицинской Миссии в Наманге, и что не будет никаких препятствий в доступе к ним, когда из Найроби прибудет команда специалистов. Сэйбл задумчиво натянула на нос солнцезащитные очки. Может, Кэйт уже получила эти деньги и пустила в дело? Если так, то почему она ей ничего не сообщила?
Погруженная в раздумья, она не заметила несущегося (слишком быстро для такой узкой дороги) на нее грузовика. Когда до ее слуха донесся рев мотора, Сэйбл быстро подняла глаза. Но не успела она сделать даже шага назад, как водитель, склонившись на руль, воспроизвел душераздирающий, пронзивший тишину сигнал, после чего нажал на скрежещущие тормоза, подняв под мощными шинами облако пыли. Грузовик устрашающе качнулся и подпрыгнул, а мускулистый, с выгоревшими волосами водитель, смахнув пыль с широких, спрятанных под Т-образной рубашкой плеч, высунулся из кабины и нетерпеливо заорал на девушку, как будто она была виновата в его лихачестве.
Грузовик прогромыхал мимо, а смущенная подобной беспардонностью Сэйбл осталась стоять в облаке пыли, зажмурив глаза и задержав дыхание.
Опять этот грузовик! В первый раз она увидела его по пути из Момбасы. Тогда этот парень тоже лихачил: несколько миль мчался почти впритык к ее машине, пока, наконец, не обогнал, причем так близко, что Сэйбл чуть не слетела в кювет. Заслонив от солнца глаза и посмотрев вслед грузовику, девушка вспомнила написанные на одной из его сторон слова: «Животные для зоопарка Смита и Браунинга».
Эта организация, свободно расположившаяся в порту Танга на севере Танзании, имела скверную репутацию среди защитников дикой природы. Отец когда-то писал ей в Торонто, что ассоциация Смита и Браунинга связана с некой международной группой «дельцов» , курирующих из самого Дальнего Востока прибыльное дело по продаже на черном рынке слоновой кости, рогов носорогов и шкур леопардов. Он склонялся к мысли, что лишь некоторые из животных действительно попадали «живыми» в зоопарки или цирки, как это гласила вывеска на грузовиках.
Сэйбл не была даже уверена, что ее больше всего рассердило: уничтожение браконьерами дикой природы и безжалостное истребление уникальных Божьих творений или ужасная участь проданных в третьесортные зоопарки и цирки животных.
«Эта гнусная банда должна быть арестована», — думала девушка, глядя вслед огромного грязного грузовика, уже вырвавшегося из тесных улочек городка. Было противозаконным охотиться в заповедных зонах без лицензии, выданной отделом по охране животных, а занесенных в Красную Книгу животных вообще запрещалось трогать.
Сэйбл заподозрила, что браконьеры для зоопарков прятались по ту сторону границы Кении, где-то в северной Танзании, чтобы избежать встречи с заповедным контролем обоих государств. Правительства Кении и Танзании тесно сотрудничали с группами контроля, чтобы бороться с браконьерством и сберечь «живое богатство» от алчности иностранных добытчиков, так как мировой туризм в заповедниках дикой природы ежегодно приносил миллионы долларов прибыли.
Но браконьеров было много. Эти «сухопутные пираты» выслеживали животных самолетами и уничтожали их автоматными очередями. Перед лицом таких изощренных технических средств истребления животные были беззащитны, а браконьеров арестовывали не часто. Подобно партизанам, они внезапно нападали и перед прибытием властей так же быстро исчезали. И, что еще более печально, с международными браконьерскими организациями за взятки сотрудничали некоторые работники заповедников и местные африканцы. В какой-то степени к этому беззаконию приложили руки и вышедшие на пенсию бывшие сотрудники легального сафари-бизнеса.
Сев за баранку «джипа», Сэйбл завела двигатель. Больше ждать доктора Адлера не было смысла — должно быть, он где-то застрял. А ей, если она хотела добраться до Кениаты засветло, нужно было отправляться как можно быстрее, Желание поскорей увидеть свою семью превозмогло беспокойство об исчезнувших деньгах и прочих всяких «Смитах» и «Браунингах». Через несколько минут «джип» уносил ее от приграничного города Наманга навстречу к гостинице Дунсмуров.
По мере того как тянулся день, по яркому восточноафриканскому небу на фоне солнца проплывали огромные розовые и бледно-кремовые облака. Эта лавина была настолько ослепительна, что Сэйбл почудилось, будто там внутри полыхает пламя. В этот момент и в ее душе всколыхнулось пламя воспоминаний о Кении, согревая ее стремлением достичь желанных целей. Правда, в этих воспоминаниях был и привкус горечи. Она смахнула непрошенную слезу и, поправив солнцезащитные очки, усилием воли запретила подобным воспоминаниям травить душу. Она вернулась в Африку не для того, чтобы вновь ворошить уже затухшие угли прошлого, когда была влюблена в Кэша Халлета.
Облака продолжали нестись, а под ними громыхая по изъезженной колее «джип» Сэйбл. Около полудня девушка заметила древний баобаб, то самое странной формы дерево, которое вызывало у туристов немалое любопытство. Его извивающиеся, корнеподобные пучки ветвей устремлялись ввысь, отчего казалось, что баобаб растет «вверх ногами» . Этот старый уникальный баобаб величественно возвышался среди долины, окруженный темными силуэтами диких птиц, которые, примостившись на ветвях, чем-то напоминали куропаток на грушевом дереве.
Однако не баобаб и не птицы привлекли внимание Сэйбл. Она притормозила. «Джип» буквально полз, облако пыли за ним улеглось. Небо закрыла гигантская туча, и ее тень мгновенно опустилась на иссушенную долину, перекрасив янтарную траву в цвет ночи. Недалеко от знаменито дерева несколько хищных птиц с белым пятном на лбу шумно ссорились между собой - не иначе, как какое-то животное умерло или умирает.
Из-за колючих кустов появилась стая коричневых гиен. При виде «джипа» хищники беспокойно отступили в сторону. Затем они принялись бежать сзади рысью, придерживаясь безопасной дистанции, и возмущенно «засмеялись», когда машина направилась к подозрительному серому «бугру»‚ лежащему на иссушенной желтой траве саваны.
«Нет, — сердце Сэйбл бешено забилось, — только не слон». Опять эти браконьеры! Как им удалось оторвать его от остального «матриархальном» стада? Это самец? Обычно это они бродят в одиночку, за исключением брачного периода.
Не выключая двигатель (на случай, если ей понадобится быстро улизнуть), девушка схватила с заднего сиденья заряженную винтовку и осторожно отдалилась от «джипа».
К слону она приближалась медленно, сохраняя безопасную дистанцию, но достаточную, чтобы все рассмотреть, как следует. Она была права — это дело рук браконьеров. Но затем ее сердце заныло, не желая мириться с еще одним «открытием». Натолкнуться на подобное уже было для нее достаточно болезненно, но в этом животном она узнала знакомые черты.
Пальцы Сэйбл с силой сжали винтовку. «Нет, это не Моффет! Этого не может быть!»
Девушка оглянулась. Вокруг одни иссушенные кусты и больше ничего — слоненка нигде не было видно. «Значит, это не Моффет... — думала она. — А иначе где тогда ее детеныш? Он же должен быть где-то поблизости. И вообще, что могла тут делать Моффет, так далеко от своей семьи? Она никогда бы не осмелилась выйти из-под ее защиты, если... если с ее семьей не случилось что-то ужасное, очень ужасное».
Сэйбл подошла ближе, затем остановилась; крик отчаяния сорвался с ее губ. Этого слона девушка узнала бы где угодно, по его левому уху. Пять лет назад она помогала Кэшу лечить ухо Моффет, которое, по его словам, ей поранил во время стычки у лужи носорог.
Когда-то, много лет назад они с Кэшем привели Моффет еще маленьким слоненком в зоопарк для осиротевших детенышей. Это случилось после того, как Сэйбл обнаружила его мать мертвой, — еще одна жертва браконьеров. Через некоторое время они вновь отпустили Моффет в заповедник Амбосели, опасаясь, как бы животное не слишком «одомашнилось» и сделалось неспособным выжить в условиях дикой природы. Как они тогда надеялись, что семья Моффет все еще примет ее! А теперь Сэйбл стояла и, глотая слезы, смотрела на слониху, узнавая тот самый красный знак, которым Кэш пометил животное перед тем, как отпустить на молю. Она вспомнила, какое почувствовала облегчение, когда узнала, что Моффет вновь приняли в ее небольшое старое «матриархальное» стадо. Позже Моффет родила малыша, которого Сэйбл назвала Пэтчис.
Девушка тихо подошла к лежащей слонихе. Зрелище оказалось намного болезненней, чем она могла даже ожидать. Жалкий вид разорванного уха вновь вернул ее в прошлое, напомнил о любви к Кэшу, которая принесла ей такую же боль, как и смерть Моффет.
«О, Моффет...» — Сэйбл перехватило дыхание, и слова застряли в горле. Браконьеры зверски убили слониху ради ее двух приличного размера бивней. Отсутствие слоновой кости никак бы не сказалось на благополучии человечества. Все дело в жадности...
Пальцы девушки судорожно сжались в кулак, когда она заметила‚ что Моффет еще жива. Спасти животное она все равно Уже была не в силах, разве что... избавить от лишних мучений.
— Моффет, — прошептала Сэйбл.
Было неясно, реагирует ли слониха на свое имя, узнает ли обращающийся к ней голос. В ушах девушки раздавались лишь возмущенные крики спорящих стервятников и высокий лающий смех гиен.
Сэйбл заплакала, не стесняясь своих слез, надеясь, что животное как-то почувствует ее сострадание, поверит, что хоть кто—нибудь из людей любит ее. Между искупленными Божьими детьми и Его творением всегда была невидимая князь. Сэйбл заботилась о творении, потому что его Дизайнером был Иисус. Все, что Он сотворил, было прекрасным, пока в мир со всей своей разрушительной силой не ворвался грех! Девушка знала, что плачет не только о Моффет. В ее лице она плакала о всех слонах Африки. В этих прекрасных животных люди видели лишь нечто, обреченное на уничтожение, — и все ради бивней, из которых потом вырежут предметы роскоши для пресыщенных богачей.
Сэйбл оплакивала не только смерть Моффет. Кэш тоже для нее умер -— его честь, характер любовь, такая же сильная, нежная и страстная, как африканская ночь и такая же быстротечная. Этот молодой человек, которому она отдала когда-то свое сердце, продал за деньги свою совесть, свою любовь к Африке. Тот, кто когда-то работал с ее отцом, чтобы защищать и подкармливать диких животных, теперь сам превратился в безжалостного браконьера. Как продажная девка, он переметнулся на сторону тех, кому пригодились его знания заповедных земель.
Вокруг надоедливо жужжали насекомые. Они безразлично садились на вспотевшую шею Сэйбл, их абсолютно не трогала сцена смерти. А девушка была настолько эмоционально подавлена, что даже не могла заставить себя их согнать. «И для этого я вернулась в Африку? Чтобы видеть жестокость, страдания, смерть?»
Ответ на этот вопрос прозвучал в ее сердце подобно фанфарам — в нем слышалась абсолютная уверенность в Божьем призвании, в Его планах для ее жизни. Да, она вернулась сюда во Имя Бога, чтобы ходить среди «долины смерти» и нести послание Жизни, нести истинный свет там, где еще царствует греховная тьма. Она вернулась, чтобы свидетельствовать о надежде там, где отчаяние, чтобы предложить Божий дар спасения любому, кто будет слушать. Она здесь для того, чтобы показать людям масаи и кочующим в СПС племенам фильм «Иисус», раздать туземцам отрывки Священного Писания на их родном наречии, снабдить Кэйт лекарствами, которые ей как медсестре так необходимы. Да... она приехала домой, и она останется здесь. Никакие страдания не заставят ее вернуться обратно. .
Внезапно Сэйбл отвлек от размышлений хрип животного. Она сжала ружье и сделала шаг к агонизирующей Моффет. «А Пэтчис? — вдруг вспомнила она о слоненке. — Где он?» Девушка снова осмотрелась кругом, и ее взгляд упал на видневшиеся невдалеке следы колес грузовиков, сапог и ужасной сцены борьбы. Браконьеры хорошо поработали, чтобы поймать слоненка и погрузить в грузовик. Бедный Пэтчис! Эти... браконьеры...
«Смит и Браунинг»! Сэйбл вдруг вспомнила грузовик, который чуть не сбил ее в Наманге, и накричавшего на нее грубого водителя. Да, несомненно! Это он и его дружки-охотники напали на Моффет ради слоновой кости, оставили животное умирать мучительной смертью, а малыша Пэтчиса забрали для продажи в зоопарк. Теперь девушка знала это точно.
Она подошла поближе и, осматривая колею от грузовика и прицепа, подумала, что банда этих негодяев не успела уйти далеко. Колея была еще достаточно свежей, и по ней можно было легко определить направление, куда браконьеры исчезли с украденным «живым» богатством. Как она и сразу догадалась, «добытчики» направились через долину в сторону границы Танзании. Расстояние не слишком большое, и на ночь они, скорее всего, остановятся у реки Юса, а затем доберутся до порта Танга и погрузят животных на борт какого-нибудь судна.
Предсмертный хрип Моффет заставил Сэйбл вздрогнуть, и она, обернувшись, грустно посмотрела на слониху. Когда же она направилась к несчастному животному, то из-за находящихся невдалеке больших камней послышались уже совершенно другие звуки, от чего у девушки от страха засосало под ложечкой. Это было низкое рычание львицы, которая, должно быть, почуяла запах крови, когда кралась по саванне в поисках добычи для своих детенышей. Сэйбл знали. что в этой местности было немало «бунтарей» - одиноких, изгнанных из своих семей львов или львиц. Этим хищникам, чтобы выжить, приходилось охотиться в индивидуальном порядке, пока им не удавалось найти подходящую пару для создания своей собственной семьи. А выжить «одиночкам» было не так просто. Другие семьи, защищая свою территорию от вторжения, в любой момент могли заявить на свои права.
Бросив на слониху еще один взгляд, Сэйбл в нерешительности остановилась подумав, а успеет ли она прекратить мучения Моффет?
Рискуя столкнуться лицом к лицу с львицей, Сэйбл тихонько приблизилась к месту, где лежало умирающее животное. В свое время Кэш научил ее метко стрелять, и теперь она уверенно держала ружье, направив в то место, куда должна была войти пуля, — в голову.
«Прости меня, Моффет. Я... обязательно найду этих браконьеров. С твоим малышом все будет в порядке».
Глаз Моффет с длинными ресницами блестел на солнце. « ...Сейчас жизнь животного вернется к своему Создателю...» Сэйбл нажала на курок. Для полной уверенности она выстрелила дважды.
Как только прозвучали выстрелы, львица быстрыми прыжками умчалась прочь. А Сэйбл медленно добрела до «джипа» и швырнув ружье на заднее сиденье, прищурила глаза: она решила сделать все, чтобы на этот раз грузовик не доставил «незаконный товар» в цирк. Так или иначе, она отнимет у них Пэтчис.
Приняв решение, девушка смело направила «джип» в сторону лагеря «ловцов для зоопарка». Вряд ли они ушли далеко, а она совершенно не расположена позволить им продать Пэтчис в ненадежные руки. Сэйбл вернет слоненка, даже если бы ей пришлось в одиночку выступить против всех браконьеров!
Наконец, она свернула в сторону пыльного лагеря, в котором палатки, грузовики и прицеп расположились в ряд под ветвями посаженных акаций. Сэйбл заглушила мотор и вышла, хлопнув за собой дверью. Окинув взглядом слоняющихся без дела охотников, она заметила около довольно потрепанного прицепа трех европейцев и двух африканцев.
Прямо около реки была разбита большая палатка, где африканцы готовили стряпню, и мягкий ветерок донес до нее примат кофе.
Не обращая внимания на мужчин, Сэйбл достала из «джипа» револьвер и сунула в кобуру. Высоко подняв голову, она уверенно двинулась в дальний конец лагеря, так как там она заметила несколько накрытых брезентом клеток. Сэйбл могла себе только представить, в каком ужасе и бессильной ярости находятся под тем брезентом животные. Мимо прошло несколько негров (ей показалось, что они из племени чугга). Увидев решительно шагающую по лагерю женщину, аборигены постарались скрыть удивление и, выкатив глаза, уставились на нее ничего не выражающим взглядом.
Один из стоящих около прицепа европейцев что-то сказал двум другим и направился к ней:
— Эй, сладкая! Подожди минутку!
С напускной важностью Сэйбл остановилась. Когда ее птиц в качестве надзирателя разъезжал по заповедным зонам, ей часто приходилось сопровождать его. Так что Сэйбл была не из пугливых. Ее рука машинально легла на кобуру, и глаза прямо и вызывающе смотрели на вульгарного мужчину с загорелыми щеками. Да, это был тот самый неотесанный пижон, который чуть не сбил ее в Наманге. Конечно же, и слишком тупоголовый, чтобы узнать ее.
Холодные синие глаза мужчины не теряли даром времени — быстро осмотрели ее с ног до головы. Он остановился и поднес помятую кружку с кофе к губам, где застыла выдающая все его мысли ухмылка.
— Я - Пит Браунинг. Если Вы заблудились, Найроби — в ту сторону, — при этом он ткнул большим пальцем в сторону бескрайней африканской саванны.
Сэйбл никак не ответила на шутливую навязчивость незнакомца. Ледяным голосом она сказала:
— Я не заблудилась, мистер Браунинг. Я родилась и выросла здесь. Но я очень хорошо узнаю браконьеров, когда сталкиваюсь с ними.
У мужчины улыбку как рукой сняло. Он достал пластинку жевательной резинки, развернул ее и швырнул обертку на землю.
— Прошу поосторожней-то с обвинениями. Это еще надо доказать.
Откушенный кусок резинки оказался у него между зубами, раздалось наглое чавканье.
— А у Вас что, есть ордер на обыск, малышка?
Сэйбл подняла подбородок и посмотрела сквозь мужчину.
— Мне он не нужен. Вы — главный среди этого сброда браконьеров?
Мистер Браунинг задумчиво жевал. «Браконьеров?» — прочла она в его глазах немой вопрос.
— Ну что Вы, мы — честные ребята из Индонезийского Цирка. У нас есть наша сладчайшая, подлиннейшая маленькая лицензия на охоту. Лучшей Вы сроду не видали, — он ткнул большим пальцем куда-то через плечо. — Она там, в грузовике босса... такая, в рамочке, справа висит... для всех любопытных инспекторов. Подписана самим президентом Танзании.
— Вы охотились в Кении, в заповеднике Амбосели. И я подозреваю, что ваша лицензия — фальшивка.
Мистер Браунинг изучающе посмотрел на нее, в его глазах появилась настороженность.
— Да кто Вы, в конце концов? Что Вы хотите?
— Я хочу видеть вашу лицензию аннулированной, а животных — возвращенными заповеднику Амбосели. Я хочу видеть вас наказанными за незаконную добычу слоновых бивней. Но главное, чего я хочу сейчас — увидеть слоненка. Или Вы, или кто-то из Ваших негодяев похитили его сегодня днем в шести милях отсюда в Кении. Ваши люди застрелили его мать.
Сэйбл была полна решимости. А мужчина, подняв жестяную кружку, пил и наблюдал за ней, продолжая жевать жвачку. Улучив момент, он кивнул головой в сторону прицепа и сказал:
— Вам нужно поговорить с боссом. На все Ваши вопросы Вы сможете получить ответ только у него. Но боюсь, что сейчас это невозможно.
Сэйбл почувствовала больше уверенности. Значит, у нее есть шанс переговорить с «главным»? Возможно, она, по крайней мере, спасет Пэтчис? Да, вначале она подумала, что боссом является этот Браунинг. Выходит... это кто-то другой. Если этот — Браунинг, значит босс — Смит?
— Ну что ж, то, что невозможно для меня, — возможно для Вас. Позовите его.
— Он болен. Мучается от головной боли. Думаю, сейчас он видит только «звездочки и молнии».
— Мое сердце прямо обливается кровью от сочувствия, — усмехнулась Сэйбл. — Тогда, может быть, Вы передадите ему это?
Она открыла сумку и, вытащив оттуда маленькую баночку аспирина, сунула в грубую руку мужчины.
— А как ему Вас представить? Как «мисс инспектора»? — спросил он, рассматривая таблетки.
— Нет, как дочь инспектора, — Сэйбл держала себя в руках, терпеливо отвечая ему.
Мистер Браунинг перестал жевать.
— Скажите ему, что мне нужен слоненок, — добавила она.
Тот лишь пожал своими огромными, спрятанными под поношенной Т-образной рубашкой плечами.
— Конечно, я скажу ему. Хотя, не думаю, что он в курсе, о чем Вы говорите. У нас нет никаких слонов.
— Вам нужно просто передать мои слова, мистер Браунинг! — Сэйбл уже начинала терять терпение. — А я тем временем осмотрюсь вокруг... пока он отойдет от своих «звездочек и молний».
Она развернулась и пошла прочь, чувствуя, как глаза всех настороженно устремлены на нее. Рука девушки продолжала покоиться на кобуре, голова — высоко поднята. Сэйбл направилась к клеткам, где стояла охрана из двух африканцев.
Указав рукой на клетки, она обратилась к ним на беглом суахили:
— Что делает тут этот европеец? Что он украл у масаи? Вы из племени чугга... в Танзании? Вы что, тоже одобряете это зло, это браконьерство? А что вы будете делать потом, когда они уничтожат все данное вам Богом природное богатство? Вы что, сможете потом, как Он, создать их из праха земного?
Она была уверена, что стоящие невдалеке и не спускающие с нее глаз европейцы не знают язык суахили, разве что пару слов. Африканские рабочие чуть сменили положение тел и недоуменно заметали головами, словно тоже не понимали ее и жестами стали указывать на прицеп.
— В заповеднике Амбосели кто-то убил слона. Они — браконьеры, — продолжила Сэйбл. — И все из-за двух крупных бивней, подумайте только! Вы можете сказать мне, кто изних сделал это? Или вы продались им за деньги?
Те снова сделали вид, что ничего не понимают и не произнесли ни звука.
Вместо них ответил другой голос, мужественный и на таком же беглом суахили. Он зазвучал где-то позади — оказывается, «босс» справился, наконец, с головной болью. Подойдя, он приказал двум африканцам из племени чугга уйти, чтобы поговорить с девушкой наедине.
Но этот голос вновь заставил Сэйбл напрячься. Она узнала бы его где бы то ни было. Как она могла забыть его даже после двух лет настойчивых попыток? Так вот кто «босс» у этих отбросов общества? Выходит, все, о чем предупреждал ее Винс Адлер, — правда? Это был тот самый голос, такой мягкий и неторопливый, который когда-то в снегах Килиманджаро, под яркой луной африканской ночи сказал ей, что полностью обезоружен ее красотой.
Беспокойство о слоненке моментально вытеснилось другим беспокойством: насколько эта первая за два года встреча всколыхнет ее душу? Она не на шутку испугалась: теперь в опасности было ее сердце.