© Фриденсштимме 1990
Серия: По Следам Веры 2
Розповідь: Под могучим дубом - Василь и его знакомство с Иисусом - Павел Смоленый - Кукольная швея
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7
ИЗГНАНИЕ ИЗ ДОМА
Так тянулась жизнь Василя в родительском доме до самой весны. Когда земля освободилась от своего снегового покрова, все снова зацвело, зазеленело. Вся природа, освободившись от леденящего холода, вновь ожила. Начались полевые работы, и Василь, оправившись от своих ран, стараясь быть полезным своим родителям и послушным Иисусу, помогал отцу, как никогда прежде.
Весна, принесшая земле освобождение от зимних оков, принесла с собою много радости и свободы Василю. Теперь его отец, всецело занятый с утра до вечера полевой работой, не мог да и как будто не старался следить за каждым его шагом, и он имел теперь возможность видеться с верующими, беседовать и молиться вместе с ними. Иногда он встречался с ними в степи или же, проезжая по деревне, забегал в дом одного или другого верующего, где всегда встречал много любви и участия. С благодарностью получил он от них в подарок еще одно маленькое Евангелие, с которым больше уже никогда теперь не расставался и пользовался каждым удобным случаем, чтобы остаться наедине и углубиться в чтение. Читая Евангелие, он почувствовал, как будто Сам Иисус, стоя около него, говорит чудные слова своими устами ему, Василю. Так сладко звучали для него слова: "Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят". "Да, Иисус, Ты сделал и мое сердце чистым и кротким, и я узрю Тебя", — говорил он вслух, подняв к небу наполненные радостными слезами глаза.
Ободрившийся и как бы совершенно оживший, он все чаще и чаще начал говорить об Иисусе своей матери и даже отцу. Вся деревня уже знала его, как совершенного штунду, читающего свое штундистское Евангелие и молящегося по-штундистски, без креста и икон. Его сверстники удалились от него окончательно или же насмехались над ним.
Несмотря на наказания отца, который от времени до времени добросовестно выполнял данный ему священником "добрый" совет, и на насмешки других людей, Василь начал иногда, в праздничные дни, открыто, перед родителями и другими односельчанами посещать собрания верующих, участвуя с ними в молитвах. Начал еще больше свидетельствовать об Иисусе окружающим.
Когда над ним насмехались, он молча вынимал из кармана свое неразлучное Евангелие, читал из него отрывок о страдании Христа и говорил:
— Хорошо, я теперь буду молиться за всех вас. Иисус, находясь на кресте, молился за тех, которые Его мучили, чтобы и вы узнали, что Христос вас любит!
В таких случаях он встречал чаще всего еще больше ругательства и насмешки, но не унывал. Он знал, что и его Господа тоже гнали и преследовали. Не даром Иисус сказал: "Если Меня гнали, будут гнать и вас". И когда это случалось, Василь всегда радовался и благодарил Иисуса, что его гонят и ругают не за худые дела, как это было раньше, но за Него, благодарил за то, что слова Иисуса сбывались так явно и на нем.
Все более убеждаясь, что ничего не помогает и что он не в силах остановить сына, отец окончательно потерял терпение. Однажды, после совещания с же- ной, он снова отправился к священнику за советом. Отец Алексей на этот раз был суров и неразговорчив. Он встретил крестьянина упреками.
— Ну, что же, Григорий, видно, мой совет относительно сынка был тобою забыт, пренебрежен. Сынок-то твой, как я слышу, совершенно перешел в штунду. Что же, такие, видно, настали времена; не хочешь ли и ты перейти в штунду, оставив свою святую православную веру? Ах, Григорий, Григорий, сколько заботился я о спасении твоей души, и у тебя в доме завелась штундистская ересь! Не думал я этого, не думал, Григорий.
Молча стоя с опущенной головой, ломая бессознательно в руках свою фуражку, стоял крестьянин у порога пастырского дома, чувствуя себя виновным перед духовным отцом.
— Грешен я, грешен, батюшка, не мог удержать сына, не было у меня сил, сам я в штунду не пойду, боюсь я погибели моей души. Как верили мои отцы, так буду верить и я. Ненавижу я штунду всей душой. Не знаю, что сделал бы я им, если бы не боялся ответственности. Иногда у меня являлась мысль: запалить бы эту проклятую штундистскую хату вместе с ними, когда они там собраны. Пусть пожарятся здесь, прежде чем пойдут в ад! Ах, отец Алексей, не знаете вы, как кипит у меня все вот здесь! — при этом крестьянин ударил рукою себя в грудь.
— Что же, Григорьюшка, хорошие мысли приходят тебе в сердце, хорошие. От Бога они. Для защиты матери-церкви можно решиться на все. Вот на западе еретиков сжигали открыто на кострах, это наши власти смотрят что-то сквозь пальцы. Вот и теперь моя жалоба приставу оказалась недействительной; нет им запрету. Думаю подать жалобу выше, быть может, в министерство. Ну хорошо, что же ты хочешь теперь, Григорий? Я погорячился, перебивая тебя. Потолкуем теперь в мире.
— За советом, помощью и за вашими святыми молитвами пришел я нынче к вам, батюшка. Не оставьте меня, не гневайтесь, — лепетал растерявшийся от упреков духовного отца крестьянин.
После разговора о жизни и поведении Василя, отцом и священником было вынесено крайне жестокое решение, а именно: хорошенько наказав Василя, выгнать его совершенно из дома.
Надвигались вечерние сумерки, пришедший с пастбища скот был загнан в хлев, и Василь вместе с родителями сидел за столом, кончая ужин. В дом зашли два соседних парня. При их входе мать посмотрела вопросительно на мужа и, встав из-за стола, вышла из дома. Она уже знала причину прихода соседей и, как ни была враждебно настроена к сыну, все же не хотела быть свидетельницей его истязаний. По взглядам отца и соседей Василь понял, что здесь что-то должно сейчас произойти, ему стало жутко оставаться среди них. В руках одного из пришедших он увидел две розги, скрученные из свежих ивовых прутьев. Сердце его усиленно забилось. Выйдя из-за стола, он хотел как можно скорее выйти на улицу вслед за матерью, но был задержан. Подошедший отец взял его за руку и, смотря на сына жестокими глазами, спросил хрипящим, задыхающимся от гнева голосом:
— Оставишь ли ты штунду? Говори сейчас. Или штунда, или смерть! Сейчас мы спустим с тебя шкуру, довольно нам терпеть!
Бледный, весь дрожа, испуганно смотря то на отца, то на пришедших парней, со слезами на глазах Василь произнес едва слышным голосом:
— Делайте со мною, что хотите, но я не оставлю Иисуса!
— Ах, вот как? — прохрипел отец. — Так получай! Сильная загрубелая рука крестьянина опустилась на голову сына. Все закружилось, в глазах показались красные и зеленые искры. Василь как подкошенный упал на пол. Два здоровых парня, обнажив его тело, сели на него, один на ноги, другой на голову. Прорезав воздух, свистнула розга и опустилась на растянутое на полу обнаженное тело, оставив за собой темную, вздувшуюся полосу. Удары посыпались один за другим. Слабые стоны наполняли полумрачную комнату несколько минут, потом и они замолкли. Удары продолжались...
— Оставь, сосед, довольно; мы, наверно, уже у били его, он не движется больше; не пришлось бы потом отвечать! — Рука с розгой повисла... Несколько минут молча смотрели друга на друга соседи.
Василь долго лежал без движения, без признаков жизни.
— Принесите ведро холодной воды, — раздался в полумраке хриплый голос крестьянина... Вылитая на тело холодная вода привела Василя в сознание, послышались слабые стоны...
— Жива еще штундистская душа, — заметил с искривленной усмешкой отец. Соседи молча сидели у стола.
Через полчаса после истязаний совершенно измученный юный страдалец за Христа без одежды и обуви был выброшен из родительского дома на улицу.
