
Ор. Название: The Warrior's Challenge: David Zeisberger (Dave and Neta Jackson)
Перевод с английского: N/A
© CLV 2002
Глава: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15
ПЕРЕХОД ДРУГОЙ РЕКИ
Давид сидел на траве и видел, как отец Цайсбергер вернулся после беседы с отцом Иосифа.
— Будет светло еще несколько часов, — крикнул отец Цайсбергер. — Давайте пройдем еще немного вдоль берега перед ночным отдыхом. При ходьбе и одежда быстрее высохнет.
Все обрадовались и снова взялись за свои пакеты и узлы, погнали коров и коз под горячим июльским солнцем.
— Давид, давай я понесу тебя дальше, — сказал Джон Майер, подойдя к нему.
Давид хотел ответить, но приступ кашля сотряс его. Когда он снова смог говорить, то к неожиданности Джона сказал:
— Нет, спасибо, Джон. Я хочу, чтобы мама понесла меня.
Даже Анна была удивлена. Обычно Давид с радостью принимал эти услуги, чтобы освободить мать. Но она охотно погрузила на спину корзину, и с помощью Джона Майера Давид скоро был в ней.
Где-то с километр они прошли молча, и Давид вдруг прошептал за ее спиной:
— Мама, ты сильно будешь скучать, если я оставлю тебя, чтобы быть с папой на небе?
— Давид, что ты говоришь? — испуганно спросила мать.
— Так... как время пришло, — прошептал Давид. — Я верю, что Иисус зовет меня. Только, пожалуйста, не печалься, мама... — его шепот прервал новый приступ кашля. — Я рад, что мы вместе могли начать это путешествие. Но я думаю, что тебе... придется закончить его без меня, потому что я ухожу в другое путешествие...
— Отец Цайсбергер! — закричала Анна. — Отец Цайсбергер! Иди сюда! Помоги мне! Пожалуйста, побыстрее!
Отец Цайсбергер услышал ее испуганный крик и тут же побежал. Некоторые другие семьи заметили, что что-то случилось, и поспешили на помощь.
Давид смотрел на пастора ясными сияющими глазами — он знал, что Цайсбергер понял его. Пришло время прощаться.
Пастор очень осторожно взял Давида на руки и вынул его из корзины на спине матери. Затем сел на обросший мхом ствол дерева у края дороги. Анна, увидев взгляд Давида, направленный вдаль, казалось, не переживет этого. Марта Хохберг быстро и крепко обняла свою подругу.
Тут же объявили об остановке всей колонны, так как юный Давид Хекштайн был при смерти. Джон Майер протиснулся в тихий маленький круг, который образовался вокруг Давида, и молча, с печальным лицом, стоял рядом со своим юным другом, который лежал на руках пастора.
— Ты готов к этой части путешествия, Давид? — тихо спросил Цайсбергер.
Давид посмотрел в лицо пастора:
— Да, — прошептал он, — только я никогда не узнаю, какую задачу имел для меня Бог. — Он остановился, каждое слово причиняло ему боль. — Но это ничего. Я научился говорить: "Не моя воля, но Твоя да будет".
Отец Цайсбергер не мог удержать слез, он улыбнулся, глядя на мальчика.
— Но, отец Цайсбергер, у меня есть еще одно желание, — сказал вдруг Давид. — Я хочу принять крещение. Знаешь... я надеялся принять крещение в обетованной земле. Но теперь... я знаю, что не закончу с вами это путешествие, — он посмотрел на отца Цайсбергера горящими глазами. — Ты можешь меня сейчас крестить?
С радостной улыбкой Цайсбергер встал, держа мальчика на руках. Он что-то шепнул Джону, и тот взял под руку Анну. После того как все молча собрались на берегу, четверо — отец Цайсбергер, Давид, Анна и Джон Майер — вошли в воду.
Цайсбергер повернулся, чтобы посмотреть на все собрание индейцев-христиан, которые были вдали от родины, здесь, в диких местах Пенсильвании. Громко и внятно он сказал:
— Давид Хекштайн, ты принял Иисуса Христа твоим личным Господом и Спасителем. И я крещу тебя во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Вся церковь на берегу произнесла хором: "Аминь". Затем отец Цайсбергер и Анна погрузили Давида в воду. Он сиял и улыбался мокрым лицом.
Вчетвером они вышли из воды, быстро приготовили постель из мха и накрыли ее. Все понимали, что нельзя продолжать путешествие, пока Давид не перейдет другую реку. Когда его положили на постель, Давид окинул взглядом лица всех братьев и сестер, а также детей, стоявших вокруг него.
— А где Иосиф? — спросил он.
Джон Майер нашел его одного, на самом краю собравшейся толпы. Он сидел, обхватив голову руками, и до того сжал кулаки, что кончики суставов на пальцах побелели, внутри него происходила жестокая борьба. Он знал, почему колонна остановилась. Он видел, как Давида занесли в воду и крестили. Но у него не хватало смелости подойти к нему. Как он жалел о своих словах, сказанных Давиду при последнем разговоре: "Можешь не молиться обо мне".
— Он спрашивает тебя, — тихо сказал ему Джон Майер.
Иосиф встал и молча пошел за Джоном к свободному месту, которое оставалось у постели Давида.
"Зачем Давид снова и снова хочет видеть меня, ведь я каждый раз огорчаю его? А теперь он при смерти... при смерти! Я теряю Давида, своего лучшего друга, другого такого я никогда не найду. Но я и не заслуживаю дружбы Давида! До сих пор я только и думал о том, как мне сбежать этой ночью, а Давид в это время... Давид..."
Иосиф механически встал на колени перед постелью друга. В следующее мгновение худые руки Давида обвили его шею и потянули его голову вниз, так что их лица почти вплотную приблизились друг к другу.
— Иосиф, — услышал он шепот у самого уха, так тихо, что никто другой не мог услышать его, — Иосиф, пообещай мне... пожалуйста, пообещай мне, что ты не оставишь наш народ, — голос был горячим и прозвучал сдавленно. — Я только тогда смогу спокойно уйти к моему Небесному Отцу, если буду знать, что ты живешь здесь в безопасности среди людей, любящих Иисуса.
Иосиф отпрянул.
"Ах, Давид! Неужели ты все еще можешь читать мои самые тайные мысли? Ты требуешь от меня слишком трудного! Я был готов убежать сегодня вечером!"
Давид все еще смотрел Иосифу в глаза. Его губы еле слышно прошептали еще раз:
— Пообещай мне!
Иосиф закрыл лицо руками. Он все еще чувствовал пальцы Давида, цепляющиеся за его рубашку. Бедный Давид! Больное тело лишило его всех радостей жизни, к которым так стремился Иосиф: свободы ходить, куда и когда хочешь, захватывающей охоты, волнующей жизни воина... И все же Давид был счастлив. Почему?
Иосиф знал — почему. Потому что Давид верил, что Бог любит его. Он принимал физические ограничения, которые Бог возложил на него, и видел в этом любовь. Мог ли Иосиф... Мог ли он осмелиться...
Иосиф поднял голову. Давид все еще смотрел на него огромными серьезными глазами. И вдруг из сердца Иосифа исчезла тяжесть борьбы. Он даже вздрогнул, когда накопленная ярость, так долго сопровождавшая его, покинула его. Иосиф взял худенькую руку Давида в свою ладонь.
— Я обещаю тебе, — прошептал он.
И затем он сам себе добавил: "Я еще больше сделаю. Я сделаю то, о чем ты просил меня раньше — попрошу у отца прощения".
Люди, собравшиеся вокруг, молчали. Легкий ветерок шевелил листья на деревьях, птички щебетали между собой.
Тогда Давид громко и ясно сказал:
— Мой Небесный Отец зовет меня... я должен идти. Иосиф, ты сказал, что ты очень хотел бы иметь мать. Видишь, я отдаю тебе свою, — глаза мальчика скользнули по лицам, пока не остановились на матери. — Мама, пусть Иосиф будет твоим сыном вместо меня.
Слезы струились по лицу Анны и по лицу Иосифа. И он не стыдился, что все видят их. Как и Давид, он никогда не хотел плакать от боли или из-за трудных обстоятельств, но сочувствие и нежность слишком глубоко касались его.
Сквозь слезы Иосиф увидел, что Давид закрыл глаза. Он перешел свою реку.
Всю ночь Анна сидела у тела своего мальчика. Она не хотела спать. В стороне сидели отец Цайсбергер, Джон Майер и Иосиф, держа вместе с ней стражу.
Когда наступила полночь, Иосиф отметил про себя, что он сделал выбор. В это время он хотел, собственно, отправиться в путь, подальше отсюда, назад к Опече.
"Что же за слова Давид так часто шептал про себя? — вспоминал он. — "Не моя воля, но Твоя да будет"".
На следующий день они похоронили Давида на этом месте. Джон Майер сделал обыкновенный деревянный крест и забил его в землю. Отец Цайсбергер прочитал место из Откровения: "...и отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло".
Все страдания Давида кончились.
После того как спели песню, все взяли свои пакеты, узлы и палки и отправились в путь. Но Иосиф перед этим должен был сделать еще что-то очень важное.
— Отец! — крикнул он. — Отец, можно ли мне немного пойти с тобой?
Джон Сабош кивнул и, казалось, хотел что-то сказать, но Иосиф опередил его:
— Нет, папа, дай мне первому сказать. — Он глубоко вдохнул воздух. — Я очень плохо вел себя и хотел попросить у тебя прощения.
В этот раз Иосиф сказал отцу все, что было у него на сердце — не только все, что он сделал, но что ему нравились истории Опече и жизнь воина, и какой разлад был из-за этого у него на сердце. Он признался, как он ожесточился, когда отец наложил на него арест. Он также рассказал, что хотел убежать к могиканам. И если бы Давид не задержал его, то он был бы уже там.
— Отец, я охотно приму любое наказание, — глубоко вздохнул Иосиф, — которое тебе покажется подходящим, так как я был хуже, чем ты думал. Но я очень жалею об этом. Можешь ли ты мне простить?
К удивлению Иосифа, отец ничего не сказал, только обнял и крепко прижал к себе. Отец и сын стояли вместе, пока вся колонна не прошла мимо.
Наконец Джон Сабош снова мог говорить.
— Иосиф, — горячо начал он, — наказания больше никакого не будет. Ты снова пришел домой. Я полностью прощаю тебе. Впрочем, отец Цайс-бергер сказал мне, что скоро будет организована охота. Я хочу, чтобы ты пошел вместе со мной.
Совсем незаметно для обоих подошел отец Цайсбергер. С сияющим лицом он одной рукой обнял отца, а другой — сына и сказал, когда они втроем пошли дальше:
— Я верю, что наш Небесный Отец взял к Себе Давида, так как задача, которую Он усмотрел для него, выполнена.